Но он не успел ее обнажить. Молодой наместник повернул его, схватил одной рукой за шиворот, другой за шаровары пониже поясницы, поднял его кверху и понес между скамьями к дверям.
– Панове-братья, место для рогоносца, не то забодает!
С этими словами он подошел к двери, ударил в нее Чаплинским, открыл и выбросил подстаросту на улицу.
Потом спокойно уселся на старом месте, около Зацвилиховского.
В избе на минуту воцарилась тишина. Сила, проявленная Скшетуским, внушила к нему уважение шляхты. Потом раздался взрыв всеобщего хохота.
– Виват вишневецкие офицеры! – кричали одни.
– Он в обмороке… весь в крови! – кричали другие, заглядывая за дверь, чтобы узнать, что теперь сделает Чаплинский.
– Слуги его поднимают.
Лишь небольшая горсть сторонников подстаросты молчала и, не решаясь вступиться за него, поглядывала хмуро на наместника.
– Правду говоря, пристает он, как муха! – сказал Зацвилиховский.
– Какая муха – комар, – сказал, подходя, толстый шляхтич с бельмом на одном глазу и со шрамом величиной в талер на лбу. – Комар, а не муха! Позвольте вам, ваць-пане, засвидетельствовать готовность к услугам! – сказал он, обращаясь к Скшетускому. – Ян Заглоба, герба Вчеле, что может узнать каждый хотя бы по той дыре, которую мне пробила во лбу[7] разбойничья пуля, когда я по обету шел в Святую Землю отмаливать грехи своей юности.
– Будет вам! – сказал Зацвилиховский. – Вы когда-то сами говорили, что вам прошибли лоб в Радоме пивной кружкой.
– Разбойничьей пулей, умереть на этом месте! В Радоме было другое!
– Может быть, вы и дали обет идти в Святую Землю, но что не были в ней, это верно.
– Не был, ибо еше в Галате сподобился принять мученический венец! Если лгу, то я собака, а не шляхтич!
– Врете и врете!
– Будь я шельмой, если вру!.. Ваше здоровье, пан наместник!
Тем временем подходили и другие знакомиться с паном Скшетуским и свидетельствовать ему свое почтение, – все не любили Чаплинского и радовались его посрамлению. Странная и до сих пор непонятная вещь, что вся шляхта в окрестностях Чигирина, все мелкие землевладельцы, арендаторы, даже люди, служившие у Конецпольских, все, зная по соседству о распрях Чаплинского с Хмельницким, были на стороне последнего. У Хмельницкого была слава знаменитого воина, оказавшего немалые услуги в разных войнах. Знали также, что сам король сносился с ним и высоко ценил его мнения, на все происшествие смотрели только как на обычную ссору шляхтича с шляхтичем, каких были тысячи, особенно на окраине. И все становились на сторону того, кто сумел приобрести больше расположения, и никто не предвидел, какие страшные последствия это будет иметь. Только позднее вспыхнула ненависть к Хмельницкому в сердцах шляхты и духовенства обоих исповеданий.
К пану Скшетускому подходили с квартами, говорили:
– Пейте,