– Ты лахудра нечесаная, шкура продажная! – сиреной гудела взбешенная Ленка.
Вмиг все вокруг остановилось. Софиты перестали прочесывать пространство, музыка слабо завыла, будто ее пнули ногой, как собаку, а потом и вовсе умолкла. Ванька как-то растерялся и почел благоразумным незаметно исчезнуть в общей неразберихе. А жадная до сенсаций толпа, забыв про все на свете, даже про Кукушкина, прекратила дергаться и трястись и плотным кольцом обступила компанию двух разъяренных девиц. Предвиделось соблазнительное зрелище, о котором потом не стыдно будет рассказать другим. Сразу стало понятно, что вечер сегодня удался. И участницы дикой разборки тут же поспешили самым решительным образом оправдать ожидания публики.
– Да ты сама знаешь, кто ты? – не желая остаться в долгу, пенилась Васька.
– Ну скажи, скажи. Что, слабо?
У Ленки от злости рот перекосило, глаза засверкали хищным огнем, железки зловеще зазвенели, зеленые волосы встали дыбом.
– Да ты баба Яга замусоленная, посмотри на себя! И воще… достала уже. Катись отсюда, пока жива.
– А вот это видала?
Не помня себя, с яростью бешеной тигрицы Ленка вцепилась в оранжевую гриву доброй подруги и стала мутузить ее почем зря и орать на всю дискотеку, что она этого так не оставит, что она покажет им всем, кто она есть, и что те еще все узнают. А о чем они узнают, так и не было сказано.
Долго потом шла Ленка одна по темным пустынным улицам, полная справедливого возмущения, меча гром, молнии и грубые ругательства невидимым обидчикам. Пышный зеленый начес на ее голове порядком помялся, косметика расползлась по лицу грязными потоками, джинсы порвались, заклепки поотлетали. Кроме того, она как назло постоянно зацеплялась непослушными ногами за плитки тротуара, железки задевали за ветки кустов и деревьев, и те жестоко били ее по щекам. Но она ничего этого не замечала и то и дело твердила:
– Я ведьма, я баба Яга. А они, они… А она, она… Я им еще покажу. Они еще меня узнают.
Посылая угрозы куда-то в темноту, она уверенным шагом приближалась к дому и не ведала, что сорванные ею со злости железки превращались на земле в шипящих змей, клоки сорванной одежды – в дымящийся пепел, а слезы, оброненные из накрашенных глаз, – в мутные бурлящие ручьи. Да и кто это мог видеть глухой ночью на безлюдных дорогах спящего города?
Подойдя