«Это верно. Таких людей следует избегать».
– поначалу тонкие и гладкие, как черви, щупальца начинают распухать, в них раскрываются язвочки, из которых прорастают новые щупальца, они тянутся от одних тел к другим, они гладят эти тела, обнимают эти тела, сжимают их, душат их, прилипают к ним, врастают в них. Их не оторвать, больше уже не оторвать. Вереница привязанных друг к другу тел, как гирлянда из потрохов, обвивает собой весь свет. Она повисла на древе мира и гниёт на нём, и смрадит, и жестокое жужжание жадных мух – единственная мелодия её. Эту мелодию я услышал, когда —
«Вы занимаетесь извозом? Тут вряд ли можно поймать достаточно пассажиров».
«Приходится вертеться».
– да, тогда я впервые и услышал её по-настоящему отчётливо, не в качестве редкого отзвука чужого страдания и не в качестве шёпота непрощающей правды в глоссолалии человечьей лжи. Здесь и там я слышал теперь эту мелодию – как напоминание и как предупреждение. Напоминание о том, что я совершил. Предупреждение о том, что всё может повториться.
«Так что? Вы поедете?»
Я постарался унять себя – сейчас не время было отвлекаться на лишние мысли. Предложение было как нельзя кстати, да и водитель, хоть я и перебросился с ним всего несколькими фразами, не вызвал у меня никаких подозрений. Ни одним жестом, ни одним произнесённым словом он не напоминал ту мразь, на которую я сегодня наткнулся. В его взгляде я не заметил ни лицемерия, ни жажды наживы – зато увидел чистое и светлое любопытство, какой-то неземной интерес, подобный тому, с каким я прежде наблюдал за жизнью моллюсков, книдарий и демерсальных рыб. Нет, он точно не желал мне ничего дурного.
Мы договорились о цене – мне пришлось настаивать, чтобы этот человек взял больше, чем сам просил, – и я пошёл к его машине. Последний раз взглянул на вокзальчик – со спины он казался ещё более жалким и изнурённым. Он был болен. Он издыхал. В нём водились паразиты. От паразитов невозможно избавиться. Девять двадцать четыре.
Мне показалось, водитель немного удивился, когда я сел на заднее сиденье, точно ожидал от меня другого. С первого раза дверь не закрылась, понадобилось хлопнуть посильнее (боль в запястье отозвалась с новой силой). В отделанном древесиной салоне пахло мускусом. Водитель долго рассматривал ремень безопасности, прежде чем застегнуть. Задумчиво позвенел перед собой связкой ключей, выбрал нужный и завёл машину, приговаривая: тише-тише, тише. Из нагрудного кармана он достал мятую серую самокрутку, взял в зубы, но, посмотрев на меня, вынул и положил обратно, не сказав ни слова. Наконец рука легла на прозрачный рычаг с пылающей жёлто-алой розой в набалдашнике, рывком сместила его, и мы поехали. Девять двадцать восемь.
«Меня-то