Его глаза коварно сверкнули.
– Они тоже на что-нибудь годятся. И я не питаю к ним неприязни, просто не желаю стать одним из них. На случай, если вы еще не заметили: высшая знать, по крайней мере образ жизни, который они вели до сих пор, потихоньку умирает.
Аннабел, искренне шокированная столь смелым заявлением, широко раскрыла глаза:
– Что вы хотите этим сказать?
– Большинство богатых землевладельцев теряют свои состояния, которые либо делятся между требующими поддержки родственниками, либо попросту ими тратятся. Таковы наступающие изменения в экономике. Впрочем, это трудно вам объяснить. Но власти крупных землевладельцев быстро настает конец. Только люди вроде Уэстклифа, способные воспринимать новые веяния, переживут перемены.
– С вашей бесценной помощью, разумеется, – съязвила Аннабел.
– Совершенно верно, – подтвердил Хант так самодовольно, что она, сама не желая того, все же рассмеялась.
– Вы никогда не пытались хотя бы изобразить смирение, мистер Хант? Просто из вежливости.
– Не верю в ложную скромность.
– А ведь в этом случае вы имели бы шанс понравиться окружающим.
– И вам в том числе?
Ногти Аннабел впились в мягкий светлый воск. Ничем не выдавая себя, она бросила на Ханта взгляд исподлобья, чтобы измерить всю глубину язвительности в его глазах, но, к ее величайшему смущению, он казался абсолютно серьезным, мало того, явно интересовался ее ответом. Она ощутила, как по щекам ползет предательский румянец. Ей снова стало не по себе. Зря она так неосмотрительно дала вовлечь себя в разговор с Хантом, рассевшимся рядом, подобно ленивому любопытному пирату. Она уставилась на большую, опиравшуюся о край стола руку с длинными, чистыми, загорелыми пальцами и ногтями, остриженными так коротко, что белые полумесяцы были едва видны.
– Ну… «понравиться» – это слишком сильно сказано, – усмехнулась она, отряхивая ладони от воска. Чем больше она старалась не краснеть, тем сильнее багровело лицо. – Думаю, что смогла бы легче вынести ваше общество, если бы вы постарались вести себя как джентльмен.
– Например?
– Ну… хотя бы манера, в которой вы вечно стремитесь уличать людей в лицемерии…
– Разве честность не добродетель?
– Да, но вряд ли она способствует оживленной беседе, – вспылила девушка и, игнорируя тихий смех, продолжала: – И постоянные разговоры о деньгах вульгарны, особенно в высших кругах. Приличные люди делают вид, что деньги и способы их зарабатывать или вкладывать не имеют значения, хотя вы обожаете обсуждать подобные темы.
– Я никогда не понимал, почему энергичная погоня за богатством считается весьма презираемым занятием.
– Возможно, потому, что спутниками такой погони обычно бывают такие пороки, как жадность, эгоизм, двуличие…
– О, эти недостатки ко мне не относятся.
– Вот как? – удивилась Аннабел, вскинув брови.
Хант,