– Стяжательство и алчность. – Мне даже не потребовалось времени на размышление – давящиеся за копейку соотечественники, непомерно расплодившиеся вокруг, едва только Россию покрыла своей тушкой прагматическая «американская мечта», меня достали. – Ещё Фламель-философ говорил, что бо́льшая часть прегрешений ведёт начало от жажды золота, которая прёт к нам из донной слизи преисподней, и что алчность – корень всякого греха. Ведь жажда денег относится к разряду тех вещей, которые способны доставлять человеку как непомерную радость, так и огромное горе, что, как известно, в равной мере ослабляет разум.
Выслушав меня с большим вниманием, Капитан полюбопытствовал, что я, Евграф Мальчик, думаю о времени? Вообще о времени?
Мысленно я отправил его далеко – к инвалиду Хокингу, а вслух сказал, что не могу судить о природе этого предмета, так как недостаточно осведомлён о Божественном замысле, но могу изъявить своё к нему (времени) сугубо личное отношение.
– Довольно и отношения, – милостиво согласился Капитан.
– Время – это такая медленная пуля. – Я отправил в рот кусок протомлённого в горшочке мяса, вполне, надо сказать, приличного. – А вообще мне нравится, как просто и легко смотрел на то, что мы здесь называем временем, античный мир. Он не думал о свёрнутом, как свиток, небе, не думал о конце истории, не представлял его и потому не ждал. Античный мир помнил прошлое, жил настоящим и мало заботился о будущем, поскольку считал будущее как бы уже состоявшимся. Отсюда беспредельное доверие оракулу Аполлона Пифийского. Ведь пифия прорицала будущее как уже случившееся – оно уже есть, просто лежит за горизонтом, будто ионийский берег, просто человеку его пока не видно. Отсюда и тяга людей Античности жить настоящим, сознавая, что самый интересный человек – тот, с кем я говорю сейчас, а самое важное событие в жизни – то, что происходит со мной в данную минуту.
Из этого наблюдения – о пифиях, прозревающих будущее во всю его длину так, будто оно всего лишь невидимая часть прошлого, – можно было бы сделать интересные выводы относительно способов манифестации «тонкого» мира в пределах мира «толстого», но в данную минуту у меня почему-то отсутствовало всякое желание этим заниматься. Поэтому, полностью согласуясь с античным отношением ко времени, никаких выводов я делать не стал.
– И что? – поинтересовался Капитан. – Стяжательство там было не в чести?
– И да и нет, – сознался я. – Вырождаясь, люди и цивилизации теряют способность к величию бескорыстного порыва и становятся меркантильными. При этом они всегда подчёркивают своё внешнее великолепие и богатство, как бы говоря, что, если бы дела их шли из рук вон плохо, разве им было бы настолько хорошо – им, таким великолепным и богатым? Античность тут, увы, не исключение.
Подавальщица с лицом товарища, лицом лесбиянки, принесла Капитану бутылку минеральной воды и стакан.
– Вы правы, – согласился он, за время моих витийств практически