Пятнадцать минут спустя я захожу в «Роузвуд-Клаб». За простым экстерьером скрывается неожиданная роскошь. На полу лежат толстые ковры с орнаментом, и внушительная винтовая лестница ведет на второй этаж. На стенах висят картины в золотых рамах, и под каждой есть табличка.
Я успеваю прочесть одну – ДЖОН СИНГЕР САРДЖЕНТ, 1888, – когда ко мне подходит молодой человек в сером костюме.
– Вы на поминки? – спрашивает он, его тон официален и гостеприимен одновременно.
– Да, – отвечаю я, удивляясь, как он понял. Может, сегодня это единственное мероприятие.
– Второй этаж, – сообщает он, жестом показывая на лестницу. – Зал будет слева.
Зайду лишь на несколько минут, обещаю я себе, беззвучно поднимаясь по покрытым ковром ступеням. Я не могу точно сформулировать, зачем пришла. Наверное, надеюсь узнать что-нибудь, что сгладит чувство вины и навсегда закроет эту главу.
Наверху я поворачиваю налево. Дверь в ближайший зал открыта, и я вижу внутри людей. Похоже, пришло меньше двадцати человек. Я представляла ряды стульев и оратора, восхваляющего Аманду. Думала, что незаметно проскользну и сяду на заднем ряду.
Посещение этого частного мероприятия было ошибкой; я не имею к нему никакого отношения, и неважно, что было написано в объявлении у двери Аманды.
Прежде чем я успеваю сделать шаг назад, ко мне подходит женщина. Даже в городе, населенном моделями и актрисами, она выделяется из толпы. Она не просто красива. Она излучает нечто невыразимое, какую-то магнетическую ауру. Она примерно моего возраста, и на нас обеих черные платья. Но она словно явилась из другого мира.
– Добро пожаловать, – чуть хрипловатым голосом говорит она и тянется к моей руке. Вместо того, чтобы пожать, она сжимает ее между ладоней. Несмотря на работающий кондиционер, у нее теплая кожа.
– Спасибо, что пришла.
Слишком поздно. Теперь никуда не деться.
– Спасибо за приглашение.
Я понимаю, что это звучит неуместно. Меня ведь не приглашали лично. Она не отпускает моей руки.
– Я – Кассандра Мур.
У нее миндалевидные золотисто-карие глаза и высокие, острые скулы. Плечи отведены назад, а осанка настолько безупречна, что я почти представляю книгу, идеально балансирующую у нее на голове.
Потом осознаю, что пялюсь, и быстро отвечаю:
– Шэй Миллер.
– Шэй Миллер, – в устах Кассандры мое имя почему-то звучит экзотично. – А откуда ты знала Аманду?
Правды я сказать не могу – скорее всего, она сочтет это странным, как Мел. Поэтому я прокашливаюсь и лихорадочно оглядываю комнату.
И замечаю две вещи. Во-первых, в комнате всего двое мужчин, а все остальные женщины – и почти все примерно моего возраста.
Во-вторых, на большой фотографии Аманда держит на руках трехцветную кошку.
– Мы ходили к одному ветеринару, – бормочу я. – У нас у обеих были кошки.
Кассандра отпускает мою руку.
– Как мило.
Я сразу же пожалела,