– И?!
– И видел этот балаган, за речкой, под скалой!
– Балаган – это дом?
– Балаган – это балаган. Батя говорил, вроде избушки на курьих ножках!
– Только там не баба Яга сидела, а Пугало, – подытожила я. – А дядя Андрей зашел внутрь?
– Еще чего! Ты бы зашла?
– Нет. Не знаю. А что он ест, Мирон этот?
– Что-что: не детей все-таки… У него ружье припрятано отцовское, но зверей, говорят, не трогает, рыбачит только, каштаны и орехи, как белка, собирает, грибы вот тоже, да травы всякие, ягоды, как пойдут, шиповник, к примеру. В поселке почти не показывается, даже близко не подходит. Кто-то его хлебушком снабжает, небось мать, тетя Дуся-продавщица.
– Ничего себе, они скорее на брата и сестру похожи…
– Ага. Говорят, когда он в армии служил, его выкинули из казармы в окошко, он головой треснулся, и всё – дурак на всю жизнь. За себя не отвечает. Что-нибудь сделает – и не посадят, в психбольницу разве…
– В Краснодар, – сказала я со знанием дела.
– Во-во!
– Как же мы пойдем копать золото: только-только застолбили участок, нашли отличные камушки, и вот… Неужто испугаемся этого пугала бледнолицего? Мы, вожди апачей!
– Там видно будет, – сказала Танька-Соколиный глаз со вздохом.
Мы стояли на перекрестке, возле столба электропередачи, пора было расставаться. Она по высочайшей в мире лестнице потащилась наверх, а я, содрав с головы украшение, пошла к себе: вдруг Любовь Андреевна уже вернулась с репетиции и не одобрит мое оперение. И что-то в памяти засвербило: какое-то слово хотело выскочить из-под завалов, а может, не слово, а видение… Я потерла лоб, но тут навстречу попалась Натка Фокина и осудила желтую бахрому на моих рукавах: она, как опытный человек, росший в большой семье, мигом определила, откуда эта бахрома… Ну, и ладно, совсем это меня не проняло.
– Нечего чужую бахрому порочить! Иди, лови свои мячи! – послала я одноклассницу куда подальше.
А Любовь Андреевна – да, уже пришла из клуба и… и заявила, что почтальонка тетя Рая принесла нам извещение из Адлерского суда, куда нас вызывают… И… и на суд должен приехать мой отец.
Глава 5
– Отец мой! Отец там! Я уверен в этом, милорд!.. Свидетели этой мучительной сцены поняли наконец, что дети капитана Гранта были обмануты галлюцинацией. Но как убедить их в этом?
Почтальонка еще никогда не приносила нам писем. Сколько я ни караулила (вдруг кто-то вытаскивает корреспонденцию), в почтовом ящике неизменно оказывались только газеты, телепрограмма, иногда журнал «Работница» или «Советский экран» (помимо оперетты Любовь Андреевна увлекалась кино – всех артистов, и наших, и заграничных, знала в лицо и по имени-фамилии). Некоторое время назад я даже повадилась выходить к шоссе навстречу тете Рае (по ней можно было время сверять: она всегда приносила почту в три часа), небрежно спрашивая, нет ли