Народ веселился, играли гармонисты, ряженые из клубной самодеятельности развлекали публику, драчуны бились мешками, сидя верхом на узком бревне, лихачи пытались забраться на гладкий и скользкий столб, на макушке которого соблазнительно раскачивались новые сапоги. Повсюду шла торговля горячими пирогами, ватрушками, пончиками, петушками, баранками и хрустящими язычками. В начале праздника на площади непременно появлялись три конных богатыря. И, хотя доспехи у них были картонные, мечи деревянные, а парчовые накидки были сделаны из клубных штор, все взгляды собравшихся на площади были прикованы к ним. Богатыри казались настоящими, и было в этом что-то восхитительное, былинное, берущее за живое.
Древняя Масленица, всё тебе ведомо, всё-то ты знаешь. Время не властно над твоим очищающим огнём. Многие сотни лет ты пробуждаешь в народе силу, тысячу лет хранишь душу его. Так пусть же вечна будет эта неразрывная связь времён!
В два часа в клубе начинался дневной сеанс, и в кассу выстраивалась длинная очередь. Клубный киномеханик дядя Володя был другом отца, и потому Серёжа частенько поднимался к нему в будку, куда вход для посторонних был закрыт. В будке было всё интересно. Два больших проекционных аппарата, как два циклопа, стояли, склонившись, у своих амбразур. Когда внутри одного из них при сближении угольных электродов вспыхивала ослепительная вольтова дуга, циклоп открывал свой стеклянный глаз и выстреливал ярким световым лучом в белый экран. Горения электрода хватало ровно на одну часть, потом сгоревшие электроды заменялись новыми. Под каждым аппаратом стояло ведро с песком, куда сбрасывались угольные окурки. Серёжа помогал дяде Володе перематывать плёнку и укладывать каждую часть в отдельную жестяную коробку.
В шестом классе он записался в школе в кружок киномехаников, который вёл всё тот же дядя Володя, и после его окончания до десятого класса «крутил» на уроках разные учебные фильмы.
В зале медленно гасился свет, и сразу наступала тишина. В отличие от появившегося позднее электронного экрана телевизора белый экран на сцене обладал волшебной магией притяжения и присутствия чуда. Мальчишки не смотрели, они проживали жизнь вместе с героями.
По субботам после дневного сеанса добрая половина зрителей устремлялась в библиотеку. Меняли книги. Очередь на обмен книг была не меньше, чем очередь в билетную кассу на вечерний сеанс. Да, книги читали! Их зачитывали «до дыр», замусоливали, как церковные библии, о них говорили, их обсуждали. Их было трудно купить. При этом книжные магазины ломились от книжного мусора, выпускаемого Политиздатом.
Серёже было девять