Голыш, естественно, полетел хрен знает куда.
– Эх ты, – говорю, – рохля! Учись, пока я живой.
Подобрал подходящий кругляш, щёчкой его подрезал, чуть не попал! Не докрутил малость.
Так и дошли до мостика через речку. Ему прямо, а мне направо.
Иду мимо смолы, подбиваю итог своим мысленным изысканиям.
Тому, что сейчас происходит со мной, есть только одно разумное объяснение – я уже умер. Моя душа привыкает сейчас к своему новому состоянию. Скоро она улетит, а пока находится в том времени, где ей было когда-то комфортней всего. Не случайно ведь в домах, где кто-нибудь умирает, люди на девять дней занавешивают зеркала. Значит, и мне столько отпущено.
Ладно, примем на веру. Теперь, что касается смерти Лепёхи. Человеческий разум тебе что хошь нарисует. Взять того же Витю Григорьева. Он, когда в стационаре с белой горячкой лежал, так клялся и божился, что видел три тыщи рублей одной бумажкой.
Я вернулся домой в дурном настроении. Вспомнил, что технический паспорт положил в шкаф, под бельё. Серёга, наверное, обыскался! Ему ведь в наследство вступать. Похоронит меня – и прямым ходом к нотариусу, застолбить своё право. Будут ему расходы и головная боль.
Мухтар чесал задней лапой свой рыжий загривок. Он не лает, когда дед отдыхает. Бабушка во дворе мыла посуду.
– Куда это вы галасвета?[5] – спросила она.
– Да Колька Лепёхин утоп, мой одноклассник.
– Ай-ай-ай! – всплеснула она руками. – Вот горе! Это не той Лепёхин, что наспроть Чаленкиных жил? Тоже, наверное, неслух. А матери каково? Сколько раз тебе говорили, чтоб на Лабу ни на шаг…
Я проскользнул в дом. Дед проснулся. Он стоял на пороге большой комнаты и слушал радио. Женский голос рассказывал о реакции в мире на решение Стокгольмского международного трибунала по расследованию военных преступлений – признать США виновными в агрессии против Вьетнама.
– Ни фига себе! – вырвалось у меня.
Дед обернулся и строго сказал:
– Тише!
Наивные новости того наивного времени. Де Голль наложил вето на вступление в ЕЭС Великобритании, по требованию ОАР, ООН выводит своих миротворцев из района египетско-израильской границы. Сейчас это звучало бы как бред сумасшедшего.
Когда зазвучал концерт камерной музыки, дед посмотрел на стол. Там не было ничего, кроме чернильницы.
– Уроки до сих пор не поделал? Ох и будет тебе хворостина!
– Сейчас сяду.
– Ну, добре.
Я вытряхнул из портфеля всё содержимое, перелистал дневник. Трояков мало, как и в былые годы, иду хорошистом. Посмотрел расписание на понедельник. Стандартный набор: русский язык, литература, математика, история, география…
Любопытно взглянуть, а вот делать ничего не хочется. «Может, ну его на фиг! – мелькнула спасительная мыслишка. – Несолидно мне, старику, уроки учить».
«А хворостиной по заднице очень солидно?! – возмутилось моё чувство долга. – Ты что,