В конторе секретарша стряхнула с моего свитера кошачью шерсть.
– С кошками играл, – объяснил я без смущения.
– И на боку дыра.
– Знаю. Это с прошлого года. На машину инкассатора напал и за зеркало зацепился.
– Снимай, – распорядилась она без малейшего интереса к сказанному.
Я стянул свитер, и она принялась штопать его черной ниткой, присев на краешке стула и скрестив длинные ноги. Пока она штопала, я вернулся за стол, заточил карандаши на вторую половину дня – и взялся за работу. Что бы там кто ни говорил, а я никогда не ною по поводу работы. В отведенное время выполняю ее отведенный объем. Пусть и не более того – но по возможности добросовестно. Такие качества наверняка оценили бы в Освенциме. Собственно, в том проблема и заключается: все места, которые могли бы мне подойти, остались в прошлом. И ничего не поделать. Не вернуть ни Освенцима, ни двухместных торпедоносцев. Никто не носит мини-юбок, никто не слушает Джана и Дина. И совсем уж не вспомнить, когда я последний раз видел девушку с чулками на подвязках.
Часы показали три. Секретарша, как всегда, принесла горячий зеленый чай и три пирожных. Свитер тоже был зашит на славу.
– Можно с тобой кое-что обсудить?
– Давай обсудим. – Я отъел кусок пирожного.
– Насчет ноября, – сказала она. – Может, нам на Хоккайдо съездить?
В ноябре мы всегда брали всей фирмой отпуск и ехали куда-нибудь втроем.
– Почему бы нет? – сказал я.
– Значит, решили. А медведей там не будет?
– Медведей? Да ну, они уже в спячку залягут.
Она успокоенно кивнула.
– Ты со мной не поужинаешь сегодня? Тут недалеко хорошими креветками кормят.
– Давай, – сказал я.
Ресторан находился в пяти минутах на такси, посреди тихой жилой улицы. Мы сели за столик, и одетый в черное официант, беззвучно подойдя по кокосовой плетенке, положил перед нами два меню величиной с плавательную доску. Мы заказали два пива до еды.
– Креветки здесь очень вкусные. Их живыми варят.
Я застонал, отхлебывая из кружки.
Некоторое время она вертела тонкими пальцами висевший на шее кулон в форме звезды.
– Если ты сказать чего хочешь, то давай лучше сейчас, пока не принесли, – предложил я. И сразу подумал: лучше бы я этого не говорил. Всегда у меня так.
Она еле заметно улыбнулась. Убирать с лица эту улыбку в четверть сантиметра было делом хлопотным – поэтому улыбка некоторое время оставалась у нее на губах. Ресторан был совершенно пуст – казалось, сейчас мы услышим, как креветки шевелят усами.
– Тебе твоя работа нравится? – спросила она.
– Даже не знаю… Я такими вопросами не задавался… Во всяком случае, неудовлетворенности нет.
– Вот и у меня нет, – сказала она и отпила пива. – Зарплата высокая, ребята вы хорошие, отпуск получаю исправно…
Я молчал. Уж больно давно серьезно никого не выслушивал.
– Но мне ведь только двадцать лет, – продолжала она. – Я не хочу до самого конца