С каким удовольствием его конкуренты будут распространять это обвинение! Он даже может встать на ноги, но придется начинать все сначала. Отец тоже пострадает. Скорее всего, он будет вынужден покинуть пост президента в своем банке. Такие мысли одолевали Каупервуда, пока он дожидался посетителей. Вскоре привратник объявил о прибытии Эйлин Батлер и Альберта Стайерса, прибывшего одновременно с ней.
– Пригласите мисс Батлер, – сказал он и встал. – Мистеру Стайерсу предложите немного подождать.
Эйлин вошла стремительно и энергично; как всегда, она была одета с показным щегольством. На ней был уличный костюм из золотисто-коричневой шерсти с темно-красными пуговицами, на ее голове красовалась красно-коричневая шляпка без полей с длинным пером того фасона, который ей очень шел. Шею украшало ожерелье из тройной нити золотых бусин. Ее руки были обтянуты кожаными перчатками, ноги обуты в красивые башмаки. Но в ее глазах отражалось детское горе, которое она безуспешно пыталась скрыть.
– Милый! – воскликнула она и протянула руки. – Что случилось? Позавчера я так много хотела узнать от тебя. Ты не собираешься разоряться, правда? Я слышала, как отец и Оуэн говорили о тебе вчера вечером.
– Что они говорили? – поинтересовался он, обняв ее одной рукой и спокойно глядя в ее беспокойные глаза.
– Знаешь, папа очень сердит на тебя. Он подозревает нас. Кто-то послал ему анонимное письмо. Он попытался выбить из меня правду вчера вечером, но у него ничего не вышло. Я все отрицала. Сегодня с утра я уже дважды приходила сюда, но тебя не было. Я очень боялась, что он может первым встретиться с тобой и ты что-нибудь расскажешь.
– Я, Эйлин?
– Ну, не совсем. Я так не думала. Не знаю, что и думать. Ох, милый, я так беспокоилась! Знаешь, я вообще не спала. Я думала, что я сильнее этого, но мне тревожно за тебя. Понимаешь, он усадил меня напротив окна в своем кабинете, чтобы лучше видеть мое лицо, а потом показал мне письмо. В первые мгновения я была так потрясена, что почти не помню, о чем я говорила