Глава 25
В то время резиденция Генри Э. Молинауэра находилась в новом городском районе, где жил и Батлер, на Южной Брод-стрит, недалеко от красивого здания недавно построенной библиотеки. Это был просторный дом того типа, который обычно выбирали нувориши: четырехэтажное строение из желтого кирпича и белого камня, не имевшее родства с каким-то определенным стилем и все же привлекательное по своей архитектурной композиции. Широкая лестница, ведущая на веранду, упиралась в резную дверь с узкими окнами, украшенными с обеих сторон изящными голубыми жардиньерками. Внутренность двадцати комнат была роскошно украшена деревянными панелями, полы выстелены паркетом. Там имелись большой холл, грандиозная гостиная и столовая как минимум на тридцать персон, обшитая дубовыми панелями; на втором этаже находились музыкальная комната, устроенная для трех честолюбивых дочерей Молинауэра, библиотека и его личный кабинет, спальня и ванная комната его жены, а также оранжерея.
Молинауэр считал себя, да и на самом деле был очень важным человеком. Его финансовые и политические суждения отличались необыкновенной проницательностью. Хотя он был немцем – или, скорее, американцем с немецкими корнями, – его впечатляющая внешность была типично американской. Он был высоким и грузным; это впечатление усиливалось из-за холодной и отстраненной манеры держаться на людях. Над его мощной грудью и широкими плечами возвышалась крупная голова, одновременно круглая и вытянутая, в зависимости от угла зрения. Выпуклый лоб угрожающе нависал над глазами, пытливыми и проницательными. Очертания носа, губ и подбородка, а также гладко выбритых твердых щек подтверждали впечатление, что он хорошо знает, чего хочет от мира, и вполне способен получить это, невзирая на препятствия. Он был лучшим другом Эдварда Мэлии Батлера – если знать пределы такой дружбы, – а в отношениях с Марком Симпсоном был таким же искренним, как два тигра между собой. Он уважал чужие способности и был готов играть по правилам, если правила подразумевали честную игру. В противном случае было нелегко измерить глубину его коварства.
Поздним вечером в воскресенье, когда Эдвард Батлер приехал к нему вместе с сыном, этот выдающийся представитель одной трети интересов города Филадельфия не ожидал их визита. Он находился в своей библиотеке, читал и слушал, как его дочь играет на фортепиано. Его жена с двумя другими дочерями отправилась на церковную службу. Он был настроен по-домашнему. Поскольку воскресный вечер был превосходным временем для деловых совещаний в мире политики, он и не исключал мысли, что кто-то из его достойных коллег может явиться в его дом, и когда его лакей, он же дворецкий, объявил о прибытии старшего и младшего Батлеров, он был вполне радушен.
– Вот вы где! – добродушно воскликнул он и протянул руку. – Я определенно рад вас видеть. Оуэн! Как поживаете, Оуэн? Джентльмены, что