– Фрэнк, – произнес Стинер, войдя в его кабинет как-то после четырех часов, когда основная горячка дневной работы подошла к концу; отношения между Каупервудом и Стинером уже давно достигли перехода на фамильярное обращение, – Стробик полагает, что он организовал сделку по компании Северной Пенсильвании, и мы можем подключиться, если захотим. Основной акционер, как мы выяснили, носит фамилию Колтан – не Айк Колтон, а Фердинанд Колтан. Как вам имечко? – Он широко и добродушно улыбнулся.
Положение Стинера значительно изменилось по сравнению с тем, когда он по счастливой случайности и почти без собственного участия стал городским казначеем. Его манера одеваться значительно улучшилась после вступления в должность, а в общении появились доброжелательность, апломб и уверенность, что он бы просто не узнал себя, если бы получил возможность увидеть себя глазами тех, кто знал его раньше. Нервная привычка постоянно бегать глазами почти исчезла, безмятежность пришла на смену былому беспокойству, вызванному нуждой. Его большие ноги были обуты в добротные туфли из мягкой кожи с квадратными носами; его выпуклая грудь и толстые ноги сделались приятнее для взора благодаря хорошо скроенному костюму из коричневато-серой ткани, а его шея была окружена отложным воротничком с коричневым шелковым галстуком. Его широкий торс, переходивший в растущее брюшко, был украшен тяжелой золотой цепью, на белоснежных манжетах красовались золотые запонки с крупными рубинами. Он был розовым и упитанным. В сущности, он поживал весьма неплохо.
Он с семьей переехал из ветхого каркасного дома на Девятой Южной улице в очень комфортабельный трехэтажный кирпичный особняк втрое большего размера на Спринг-Гарден-стрит. Его жена завела знакомство с женами других политиканов. Его дети посещали среднюю классическую