Как и говорил Стэджер, Пейдерсона едва ли можно было назвать нечестным судьей. Он был партийным судьей и принципиальным республиканцем, обязанным партийным съездам и конференциям продлением своих должностных полномочий, а потому вполне готовым поступать так, как он сочтет нужным для дальнейшего благополучия и процветания партии и частных интересов ее лидеров. Большинство людей не дают себе труда разобраться в движущих механизмах того, что они называют своей совестью. Когда они все же делают это, им недостает навыков для извлечения перепутанных нитей этики и нравственности. Они добросовестно доверяют мнению большинства и силе высших интересов. С тех пор кто-то обронил выражение насчет «корпоративных судей». Есть много таких людей.
Пейдерсон был одним из них. Он глубоко почитал власть и собственность. Для него Батлер, Молинауэр и Симпсон были великим людьми, настолько уверенными в себе, что всегда оказывались правыми благодаря своему могуществу. До него уже давно дошли слухи о растрате Стинера и участии Каупервуда. Сопоставляя мнения разных политических светил, он считал, что хорошо разобрался в этой ситуации. Партия, по мнению ее лидеров, была скомпрометирована махинациями Каупервуда. Он сбил Стинера с пути праведного в большей степени, чем это случалось с кем-либо из прежних городских казначеев. Хотя основная вина лежала на Стинере как на организаторе преступной схемы, Каупервуд талантливо подвел его к еще большей катастрофе. Кроме того, партия нуждалась в козле отпущения, и этого было достаточно для Пейдерсона. Разумеется, после победы на выборах, когда казалось, что партия практически не пострадала, он не вполне понимал, почему Каупервуд был с такой настойчивостью привлечен к ответственности, но он твердо верил, что у партийных лидеров были веские основания для этого. Из разных источников он узнал, что Батлер имеет какую-то личную обиду на Каупервуда. Никто точно не знал, в чем она заключается. Общее мнение склонялось к тому, что Каупервуд втянул Батлера в какие-то нечистоплотные финансовые сделки. Существовало общее понимание, что ради блага партии и показательного урока для отбившихся от рук подчиненных необходимо осуществить правосудие по всей строгости закона. Для нравственного воздействия на общество следовало покарать Каупервуда не менее жестко, чем Стинера. Сам Стинер должен был получить максимальный срок за свое преступление, дабы избежать кривотолков о партийных пристрастиях в суде. После этого его оставят на милость губернатора, который, если захочет, сможет облегчить его положение при согласии партийных лидеров. В простодушном общественном мнении судьи квартальных сессий, подобно девицам из закрытого пансиона, пребывали в блаженной отрешенности от жизни и не ведали, что творится в подземном царстве политики. На самом деле они неплохо разбирались в этом. Они прекрасно знали, кому обязаны сохранением своей власти и положения, и были благодарны за