«С днем рождения», – мрачно сказала я себе.
Я отпраздную его у алтаря с человеком, одно имя которого заставляло даже слуг в поместье содрогаться от ужаса.
С человеком, которого все считали дьяволом во плоти.
С человеком, который даже не принадлежал к тому или иному дворянскому роду, что было странно, учитывая небывало высокое мнение моего отца о себе и его хваленой родословной, которая требовала только высокородных дворян.
В противоположность моему жениху муж Селесты, хмурый граф, носил титул, который достался его роду в незапамятные времена, но при этом имел очень мало земель. Денег после стольких веков аристократического великолепия тоже осталось немного.
Вот почему мой отец выбрал для меня мужа, которому, возможно, не хватало благородства и голубой крови, но который с лихвой компенсировал и то и другое своим поразительным богатством. Что, несомненно, добавит Фитцаланам влияния и финансовой мощи.
Благородная Селеста, такая нежная и хрупкая, вышла замуж за титул, который так подходит к ее идеальной внешности. Я проще и сильнее. Меня можно продать безродному толстосуму, чье состоя ние увеличивается с каждым днем. Таким образом мой отец получит свой кусок пирога и весело проглотит его.
Я знаю это. Но это не значит, что мне это нравится.
Селеста устроилась на краешке дивана, где я свернулась клубочком в этот серый январский день, как будто мои размышления могли остановить время и спасти от моей участи.
– Так ты только заболеешь, – сказала она. – И в любом случае от твоих страданий ничего не изменится. Тщетные усилия.
– Я не хочу выходить за него замуж, Селеста.
Селеста издала мелодичный смех, который обычно звучал для меня как музыка. Сегодня он казался мне душераздирающим.
– Ты не хочешь? – Она снова рассмеялась, и я подумала, не промелькнула ли жесткость в ее взгляде. – Кто тебе сказал, что твои желания важнее всего?
Самым мрачным тоном, на который я была способна, я ответила:
– По крайней мере, с моими желаниями стоит считаться. А пока что ничего из того, что я хочу, не принимается во внимание.
– Фитцаланы несовременны, Имоджен, – с едва заметным раздражением ответила Селеста. – Если ты хочешь прогресса и самоопределения, боюсь, ты родилась не в той семье.
– Не я выбирала, где родиться.
– Имоджен, это ребячество. Ты всегда знала, что этот день настанет. Едва ли ты воображала, что тебе удастся избежать того, что с рождения предписано каждой девушке из рода Фитцалан.
Я проворачивала эту мысль в голове снова и снова, и с каждым разом она казалась все горше.
Вся фраза Селесты была пропитана чем-то очень похожим на презрение и горечь.
А это означало, что она не была ни такой легкой, ни такой довольной жизнью, как я всегда себе представляла. И я не знала, как к этому