– Я скорее сяду в тюрьму, чем выдам имя своего информатора. Несмотря на то что я хочу многого добиться, поверьте, я человек порядочный.
– Порядочность – неплохая черта, – заметил Джейк.
Они закончили ужинать; он отодвинул в сторону пустую тарелку.
– Хотите десерт к кофе? Никогда не упускаю возможности закончить еду чем-нибудь сладким.
Моника улыбнулась не без вызова:
– Больше всего на свете я люблю шоколад и убийства. В таком случае давайте приступим!
Последние сутки Джейк обдумывал, что он расскажет Монике. Можно ли на нее положиться? Хотя у него не было абсолютно никаких причин доверять ей, чутье подсказывало, что она – человек надежный. А может быть, все дело в том, что ему ужасно хотелось ей поверить? Ему нужен кто-то вроде нее, который будет знать о том, что произошло тогда в лесу… если с ним вдруг что-то случится.
На десерт он заказал тирамису, а она – шоколадную лаву. Как только им принесли кофе и десерт и официантка вышла, Джейк перешел к делу. – Итак, представьте себе шестерых разгневанных мужчин, – начал он. – Все они пережили потерю близких, погибших от рук плохих людей. Но не только это их объединило. Из-за роспуска жюри присяжных, технических ошибок и других огрехов судебной системы все преступники, убившие их близких, не понесли заслуженного наказания….
Джейк поднял взгляд на свою собеседницу.
– В общем, наши шестеро разгневанных мужчин очутились в группе психотерапии в Нортленде. Все они пытались как-то совладать со своими эмоциями. Надеялись получить навыки выживания и как-то справиться с всепоглощающей болью.
– Они нашли то, что искали? – тихо спросила Моника.
– Нет, не нашли. После занятий они несколько раз вместе ходили выпить, говорили о своем горе, о том, как они злы на систему. Никто из них не находил облегчения. Тогда на свет появился дурацкий план…
– Дурацкий план? – Моника отложила вилку и пытливо посмотрела на него.
Он боялся рассказывать, хотя в глубине души ему хотелось поделиться с ней всем, облегчить свое бремя.
– Не забывайте, что все мы тогда были буквально вне себя от горя, – сказал он, как будто это каким-то образом смягчало задуманное ими: по сути, самосуд.
– Я не собираюсь никого осуждать, – ответила она.
Джейк глубоко вздохнул:
– Честно говоря, я точно не помню, кто первым выдвинул такую идею. Предполагалось, что каждый из нас устранит убийцу, который причинил горе кому-то другому. Например, я убью того, кто убил жену Ника Саймона. Ник убьет того, кто до смерти избил мать Мэтта Гаррисона, и так далее… – Он замолчал и осторожно посмотрел на Монику, ища признаки потрясения и отвращения. Однако не нашел на ее лице ничего подобного. Видел лишь откровенное любопытство. – Когда я сейчас вспоминаю о той нашей встрече в лесу, она кажется мне дурным сном, как будто все происходило не на самом деле. И все же это произошло. – Он снова замолчал и глубоко