– Я и не уходила, – говорит она, поворачивается и смотрит на меня. Огни прожекторов освещают ее лицо целиком. Вся вторая половина ее лица покрыта кровью и порезами, кровь запеклась в волосах. Кимберли тянется ко мне, накрывает мою руку своей, и ничто ее не останавливает. Я чувствую ее прикосновение. Однако окружающие, похоже, ничего не замечают.
– Тебя здесь нет. – Вырываю руку и вскакиваю, пячусь, чтобы оказаться как можно дальше от нее. – Тебя здесь нет! Тебя здесь нет, черт возьми!
– Какого черта? – говорит кто-то, выталкивая меня в реальность.
В мгновение ока Ким превращается в кудрявого парня на пару лет моложе меня, с физиономией, разрисованной сине-зелёным и белым.
– Я-то здесь, чувак, – говорит он, отодвигается и меряет меня неприязненным взглядом. – А вот тебе, возможно, нужно быть в другом месте.
Проклятие.
Что только что произошло? Что со мной не так?
Хватаю свои уже начавшие размораживаться покупки и сматываюсь со стадиона так быстро, как только позволяет моя сломанная нога.
Когда я открываю входную дверь, моя голова уже горит огнем. Бросаю сумки с продуктами в прихожей и бегу прямиком в ванную.
Хватаюсь за край раковины, делаю глубокий вдох, чувствуя под пальцами твердый, гладкий мрамор.
– Она вовсе тебя не преследует. Это всё у тебя в голове, идиот, – говорю я своему отражению.
Подаюсь вперед и рассматриваю свой шрам, длинную красную полосу с неровными краями: рубец до сих пор воспален. Дотрагиваюсь до шрама – заживающая кожа очень нежная – и гадаю, что же сломалось у меня в черепушке.
Это может быть что угодно.
Опускаю руку и снова хватаюсь за край раковины, крепко сжимаю пальцы. Перевожу взгляд с отражающегося в зеркале шрама на свои глаза, всматриваюсь в расширенные зрачки.
– Кайл? – Раздается голос у меня за спиной.
Подскакиваю как ошпаренный.
Сдвигаюсь чуть вбок и смотрю на отражение моей мамы: она всё еще в одежде, в которой ездила на работу, глаза усталые, встревоженные.
– С тобой всё в порядке?
Я не отвечаю, и тогда мама хватает меня за руку, тащит за собой в коридор, а оттуда – в гостиную. Она усаживает меня на диван, и я наконец выкладываю всю правду.
– Мне постоянно мерещится Кимберли, – признаюсь я, морально готовясь увидеть на лице мамы жалость. – Она сидела на этом диване, я видел ее в кафе-мороженом и сегодня на стадионе. Знаю, она ненастоящая… можешь мне это не объяснять, но, мама… Она прямо как живая. И я чувствую, что Ким является мне, потому что это из-за меня она…
Мама сжимает мою руку, заставляя меня умолкнуть, однако произнесенные мною слова тяжело повисают в воздухе.
– Кайл, в случившемся нет твоей вины, – заверяет она меня спокойным, уверенным голосом. – Ты ни в чем не виноват. Скоро тебе станет лучше.
Я ей не верю, но, по крайней мере, она не смотрит на меня как на безумца или полного идиота – какое облегчение. После того как я признался, мне сразу становится легче дышать.
– А