– Ну что, москаль, будешь гостей принимать? – спросил один из них, не снимая шапки.
– Садитесь, садитесь к столу, – засуетилась мама, – садитесь. Картошка есть тушеная, и сала сейчас нарежу.
Мама быстро собрала на стол. Отец подвинул к себе табурет и сел так, чтобы вилы были у него с правой руки. Лампа горела на столе, а где сидел отец, была тень.
– Как работаешь? – спросил один мужик.
– Только семью прокормить хватает, – ответил отец.
– Зря, значит приехал.
– Выходит зря.
– Ешьте, ешьте, – угощала мама незваных гостей. – Вот выпить у нас ничего нету.
– Чего ж так?
– Не держим. Пить у нас некому.
Отец размышлял, с какой целью к нему заявились незнакомые люди. Грабить в доме, кроме продуктов, было нечего. Но было не ясно, чего от них следовало ожидать.
– Детишки у вас есть? – спросил тот из гостей, что был постарше.
– Двое, – ответила мама, – спят в той комнате.
– Ну, пущай спят, – миролюбиво заметил гость и его товарищ согласно кивнул головой.
Они поели и, вставая из-за стола, старший сказал:
– Спасибо вам за хлеб-соль, – и добавил, обращаясь к отцу. – Хороший ты мужик, москаль. И хозяйка у тебя хорошая.
Накормили вот, приветили. Так что, бывай здоров, москаль. Извиняйте, если что не так. Надев шапки, они ушли.
– Господи, Царица небесная, Заступница, спаси и помилуй, – шептала мама, вглядываясь в темное окно.
– В тот вечер мы окончательно решили уезжать обратно домой, – рассказывал отец. – Надо было только дожить до тепла. А мужики эти больше не приходили. И не за хлеб-соль мою они ушли по-хорошему, а потому, что вилы у меня под рукой стояли.
Весной отец с матерью двинулись обратно в Новозыбков. Ехали сначала на лошадях потом на поезде. Бедствовали в пути страшно. Таня рассказывала, что ей приходилось даже милостыню просить. В дороге отец сильно болел. Кое-как, измученные, но живые добрались отец с матерью и двумя детьми до Новозыбкова.
Вскоре они поселились во втором доме Василия Николаевича. Это могло произойти только благодаря доверительности и участливому отношению бывшего маминого свёкра к новой семье его бывшей невестки. Сохранялось же в душе старого человека сочувствие к не родным, хотя и не совсем чужим людям. Поступок деда, надо отдать ему должное, имел неоценимое значение для жизнеустройства нашей семьи. Дело в том, что купчая на приобретение моим отцом второго дедовского дома и четырех соток земли, выделенных от дедовской усадьбы, была оформлена только в 1928 году. Владельцем же этой крошечной усадьбы на правах собственности отец стал на шесть лет раньше – в 1922 году. Не было у нашего отца в тот страшный год средств, чтобы полностью оплатить свое приобретение. Дед поверил отцу и сказал: «Живите».
Николай Васильевич в это время жил одиноко, Лукинична умерла, от сына по-прежнему не было никаких вестей, невестка завела другую семью. Таня подрастала и как единственная кровная внучка и наследница стала жить в доме деда. Это было