– Может, просто купил в кулинарии да разогрел?
– Я понимаю, что сейчас все, что угодно, купишь, – но такое нигде не видела. Сердечки в сметане! И потом, я знаю его кулинарный почерк. Его это рук дело, и к доктору не ходи.
Стряпня непосредственно перед самоубийством выглядела и впрямь странно, и я сделал в своем блокноте вторую пометку.
– Значит, ваш отец в тот день, в пятницу, поел и выпил. А сколько тарелок на столе стояло? Бокалов?
Полина скривилась.
– В том-то и дело, что одна тарелка. И пустой бокал из-под виски. И еще другой, для шампанского, в ванной комнате, на столике. Но ведь убийца мог замести следы, все вымыть.
– И все-таки факт не в пользу убийства.
– Зато, – с азартом набросилась на меня девушка, – отец прямо в тот вечер, когда его не стало, в пятницу – я чек нашла у него в брюках, смятый, – купил французское шампанское. И нарезку сыров. И фрукты. А шампанского знаете сколько? Шесть бутылок! Шесть! «Дома», извините, «Периньона»! По пять тысяч бутылка, итого на тридцать штук чек – мой отец, конечно, не бедный человек, но зачем ему перед суицидом столько шампусика, сразу шесть бутылей?
– Может, чтобы уйти красиво? – глубокомысленно предположил я.
– Упившись шампанским? Пятью литрами в одно лицо? Согласитесь: если предположить, что он в тот вечер, в пятницу, ждал кого-то, к свиданию готовился – тогда и шампанское, и сыр, и собственноручные сердца в сметане – совершенно объяснимы! К свиданке он готовился!
– Много он того шампанского выпил?
– Одна бутылка пустая валялась. И одна – наполовину. Остальные не тронуты.
– А у вашего батюшки женщина после смерти вашей матери была? Любовница?
– Я не знаю. Правда не знаю. Скорей, конечно, да. Но он никогда ни о каких своих дамочках со мной не говорил, никого на семейные наши праздники не приводил и ни с кем нас не знакомил. Но если разобраться, он далеко не старый еще был и хотя мамочку нежно любил, но жизнь-то продолжается, что поделаешь. Я все понимаю, и я бы его новую пассию приняла. Но, повторяю, никого не знаю, не видела, не слышала.
– Вы говорите: следователь установил, что отец вернулся в тот вечер домой в одиночестве?
– Именно.
– Может, к нему забежала на огонек соседка-красотка из его же подъезда?
– Ох! Дом у нас старый, построен в начале пятидесятых, и публика в основном – семьдесят плюс. Хотя многие сдают жилье, конечно. Поэтому я ничего не исключаю.
– А из квартиры ничего не исчезло?
– Мобильник его. И другая странность. Бумажник у отца лежал, где обычно, и карточки его дебетовые-кредитные в целости-сохранности – но налички в портмоне всего триста рублей. Очень на отца не похоже. Очень. Он всегда говорил – да и учил