Дома строились повсюду.
Однажды я заблудился в новом домовладении, занявшем два луга, известных мне до каждой своей пяди. Впрочем, я не слишком жалел об исчезающих домах. Старое поместье купила крупная корпорация, и на его землях появились новые дома.
Это было за восемь лет до того, как я вернулся на старую железнодорожную насыпь, и вернулся я туда не один.
Мне исполнилось пятнадцать лет и я уже два раза поменял школу. Ее звали Луизой, и она была моей первой любовью.
Я любил ее серые глаза, легкие светло-каштановые волосы, неловкую, застенчивую походку (как у олененка, который еще только учится ходить; это звучит довольно странно, так что прошу за это прощения). Когда мне было тринадцать, я увидел, как она жует резинку, и влюбился в нее с решимостью самоубийцы, бросающегося с моста.
Главная сложность любви к Луизе заключалась в том, что мы были с ней лучшими друзьями и входили в одну компанию. Я никогда не признавался ей в любви, даже не говорил, что она мне нравится. Мы были просто приятелями.
В тот вечер я был у нее дома: мы сидели у нее в комнате и слушали Rattus Norvegicus[6], первый альбом группы Stranglers[7]. Это самое начало панка, и все было таким волнующим: возможности – в музыке и во всем прочем – казались бесконечными.
Наконец настало время возвращаться домой, и она решила проводить меня. Мы держались за руки самым невинным образом. До моего дома нужно было идти минут десять.
Луна ярко светила, мир, окружавший нас, потерял краски. Было тепло.
Мы дошли до моего дома. Увидели в окнах огни, и остановились на дорожке, обсуждая группу, которую я собирался создать. Входить мы не стали.
А потом мы решили, что теперь я должен проводить ее домой. Она рассказала мне о том, что ссорится с младшей сестрой, которая таскает у нее косметику и духи. Луиза подозревала, что сестра занимается сексом с мальчиками. Сама она была девственницей. Я тоже.
Мы остановились на дороге перед ее домом, под желтым уличным фонарем, посмотрели друг на друга… на желтые лица и черные губы.
И улыбнулись друг другу.
А потом просто шли, выбирая тихие дороги и безлюдные тропинки.
В одном из новых домовладений тропа повела нас в лес, и мы пошли по ней. Тропа была прямой и темной, однако огоньки далеких домов сверкали как рассыпанные по земле звезды, и луна надежно освещала наш путь. Однажды мы испугались, когда что-то запыхтело и зафыркало перед нами. Осторожно продвинувшись вперед, мы увидели барсука, рассмеялись, обнялись и продолжили путь, разговаривая о всяких пустяках – о своих желаниях, мечтах и мыслях.
И все это время я хотел поцеловать ее, погладить груди, а может быть даже и запустить ей руку между ног.
Наконец я увидел удобное место. Над тропой нависал старый кирпичный мост, мы остановились под ним и я прижал ее к себе. Ее губы приоткрылись навстречу моим.
И тут она неподвижно застыла и похолодела.
– Привет, – сказал тролль.
Я выпустил Луизу из объятий.