– вот недовольное лицо жены Лены, которая, как всегда, говорит громко и внятно, не отводя глаз от собеседника: «Даже твоя любовь к словам, безумная, нездоровая, патологическая любовь, – фальшива. Это лишь попытка оправдания жизни, которую ты ведешь. А ведешь ты образ жизни знаменитого литератора, не имея для этого самых минимальных предпосылок».
– вот улыбающееся лицо Леонида Ильича Брежнева, читающего по суфлеру собственное обращение к советским гражданам: «Мои воспоминания, конечно, не претендуют на полный охват событий. Главное, что мне хотелось передать на этих страницах читателю, – это чувство гордости за то, что в авангарде всех дел и свершений нашей Родины всегда идут коммунисты, наша славная партия».
– вот задумчивое лицо брата Бори, который молчит.
– вот печальное лицо отца Доната Исааковича Мечика, который перебирает письма от своего сына Сережи, останавливает внимание на одном из них, в котором написано: «Здесь стоит страшная жара. Пластилин у нас постепенно превращается в жижу… Папа, привези его, пожалуйста. А еще привези, если сможешь достать, шарики для пинг-понга. А то у нас есть три ракетки, а шариков нет».
– вот неподвижное лицо Самуила Яковлевича Маршака, который в недоумении слушает стихи в исполнении 13-летнего Сережи Мечика.
Под ветром лес качается,
И понимает лес,
Что там, где след кончается,
Сосновый будет крест.
А снег сверкает кафелем,
Дорога далека,
И смерть висит, как капелька,
На кончике штыка.
– вот лицо мамы, которая спрашивает с обреченным видом: «Тебя правда отчислили из университета? Ты действительно продал свое пальто? Ты будешь ужинать?»
– и вот наконец раскрасневшийся затылок водителя автобуса, который тщательно выбрит и, скорее всего, принадлежит бывшему военнослужащему, настолько он молодцеват и гладок, сообщает: «Станция Псков!»
Из повести Сергея Довлатова «Заповедник»:
«Разбудили меня уже во Пскове. Вновь оштукатуренные стены кремля наводили тоску. Над центральной аркой дизайнеры укрепили безобразную, прибалтийского вида, кованую эмблему. Кремль напоминал громадных размеров макет… нас повезли в «Геру» – самый фешенебельный местный ресторан.
Я колебался – добавлять или не добавлять? Добавишь – завтра будет совсем плохо. Есть не хотелось…
Я вышел на бульвар. Тяжело и низко шумели липы».
Но когда они шумели? В каком году?
С этим, конечно, следовало бы разобраться – дело в том, что, сезонно работая экскурсоводом в Пушкинских горах в 76–77 годах, Довлатов, соответственно, посещал Псков дважды по пути к месту работы, и всякий раз город затягивал.
Так, в июле 76 года «завис» в Пскове на четверо суток, потому что, по собственному признанию, тут запил.
Сначала была злосчастная «Гера», потом бульвар, потом какие-то дворы с качелями, потом опять «Гера»,