При свободе по Канту сама вещь как причина (substantia phaenomenon) все же еще входила в ряд условий и только ее причинность мыслилась как умопостигаемая.
Здесь же необходимая сущность должна мыслиться целиком вне ряда воспринимаемого мира (как ens extramundanum) и только в умопостигаемой форме.
Лишь этим путем по Канту можно избежать того, чтобы она сама (сущность) не была подчинена закону случайности и зависимости всех явлений.
Итак, регулятивный принцип метаразума по Канту состоит в следующем:
– в воспринимаемом мире все имеет эмпирически обусловленное существование, и никакое свойство в нем не имеет безусловной необходимости;
– в ряду условий в воспринимаемом мире нет ни одного члена, для которого не следовало бы ожидать и по возможности дальше искать эмпирических условий в возможном опыте;
– ничто не дает права выводить существование какого бы то ни было условия вне эмпирического ряда или считать это существование в самом ряду абсолютно независимым и самостоятельным, хотя этим не отрицается, что весь ряд зависит от какой-нибудь умопостигаемой сущности (которая поэтому свободна от всякого эмпирического условия и скорее содержит в себе основание возможности всех этих явлений).
Метаразум идет одной дорогой в эмпирическом применении, и совершенно особой дорогой, по Канту, – в трансцендентальном.
Воспринимаемый мир метаразумом не содержит в себе ничего, кроме явлений, но явления суть только представления, которые в свою очередь всегда иллюзии.
Так как объектами никогда не бывают вещи сами по себе (непознаваемы), то метаразум никогда не вправе делать скачок от какого бы то ни было члена эмпирического ряда за пределы показаний датчиков, как это было бы возможно, если бы метаразум имел дело с вещами самими по себе, которые существовали бы вне своего трансцендентального основания по Канту, и которые можно было бы оставить, чтобы искать причину их существования вне их.
Скептическое изложение метаразумом космологических вопросов по Канту
Метаразум по Канту отказался бы от того, чтобы требовать догматического ответа на возникающие вопросы, если бы уже он заранее понимал, что, каков бы ни был ответ, он только увеличит его незнание.
Это будет водить метаразум от одной загадки к другой, от одной неясности к еще большей, и, быть может, даже запутает в противоречия.
Если метаразум может ответить на свой вопрос толькода или нет, то благоразумно метаразуму оставить, во-первых, в стороне предполагаемые основания для ответа и предварительно ему определить и «обсудить», что́ метаразум приобретает, если ответ будет дан в пользу одной стороны, и что́ – если в пользу другой.
Если окажется, что в обоих случаях получается нечто совершенно бессмысленное (nonsens), то у метаразума есть серьезное основание подвергнуть критическому исследованию