– Ты не веришь мне, – с горечью сказал он. – Даже ты, мой исповедник, которому я всегда открывал душу… к которому я пришел за помощью и советом, мне не веришь.
Старик опустил голову.
– Один у меня совет для тебя – молись, молись, дитя мое. И я буду молиться за тебя всем сердцем, и в этом моя помощь. И еще… это не совет, а просьба… выполнив ее, ты поможешь себе сам. Сторонись женщин и девиц. Это ловушка, в которую уловляет тебя дьявол. Какие бы игрища сатанинские вокруг тебя ни творились, оборони себя щитом целомудрия – и будешь спасен.
– Уловляет, говоришь? – На сей раз в голосе молодого человека сквозила сдержанная ярость. – Я ждал от тебя большего, чем обычные увещевания. Уразумей, отец Эрментер – на сей раз речь не о разгульных увеселениях двора. Я и так уже спраздновал труса, когда укрылся здесь, в Старом Дворце. А если начну изображать отшельника, то все кругом еще сильнее укрепятся в своих подозрениях! Нет, хватит с меня! А если мне ставят ловушку, то посмотрим, кто в нее попадет!
Он вышел, грохнув дверью. Отец Эрментер, прижав руку к сердцу, выждал, когда затихнут шаги. Близилось время мессы, и капеллан надеялся, что принц одумается и придет в дворцовую церковь мученика Агилульфа. А если нет, отец Эрментер все равно будет молиться за всю императорскую фамилию, и за душу несчастного Йорга-Норберта, который из всех заданных ему нынче вопросов не ответил на самый главный.
– Люкет!
Оруженосец, пригнув голову, появился на пороге. Шею гнул не из одной почтительности – был высок, а притолоки в охотничьем доме – низкие.
Принц Йорг-Норберт спрыгнул на землю, бросив повод подбежавшему стремянному, и тот повел по двору гнедого. Люкет стоял в дверях, глядел на господина. Рожа была как всегда, каменная – ничего нельзя понять. Эта невозмутимость, обычно вселявшая чувство надежности, сейчас раздражала, Норберт ( по традиции, наследника престола из двух имен называли только вторым), поднялся на крыльцо. Поравнявшись с оруженосцем, тихо спросил:
– Ну?
– Здесь, в доме.
– Родители шума не поднимали?
– С чего бы? Им заплатили. И она тоже смекнула, а может, со страху обмерла…
– Значит, обошлось без слез и визга?
– Да.
– Это хорошо…. – Никакой радости, однако, в голосе наследника не слышалось. – Кто еще в доме?
– Годе.
– Скажи ему, чтоб выметался.
Люкет открыл было рот, намереваясь если не возразить, то хотя бы выдвинуть какое-то предложение, однако промолчал и отправился выполнять приказание.
Норберт выждал, пока свитские не покинут дом и вошел, не оглядываясь. Люкет уселся, преграждая проход к двери. Никто, впрочем, и не пытался подойти.
Охотничий дом, в сравнении с другими загородными владениями, был невелик, чтобы не сказать мал – всего две комнаты, одна из которых могла служить и трапезной. Кухня была выстроена во дворе, Окна здесь не застекляли, и даже не