После очередного движения журавля, поймал и вложил ему в ладонь пятнадцать новеньких «Ярославичей», то, что ему причиталось от продажи. Танцор диско тем временем перешёл на «Gangnam Style», тут меня накрыло медным тазиком. Теперь заражённый бешеной энергетикой лысоватого мужчины сам предался греховному танцу. Да знаю, мужики не танцуют, они даже ходят с трудом, но остановить меня не мог никто, а наряда санитаров белохалатных поблизости не оказалось. Снял свои чёрные очки ведь, помните, говорил, что было очень жарко? Тонированные стёкла круглой формы смотрелись на мне как на коте Базилио. Сам не знаю, почему, но решил подарить их ему в награду за дивные телодвижения. Зиан танцевал в моих очках с непонятной песней, в ней и русский размах, а также корейский задор! Русский и китаец – братья на век, вообще считаю, что нет плохих наций, а есть плохие люди. Продавец, который оказался корейцем наполовину, начал взрывать своим вокалом:
Oppan gangnam seutail! Gangnam seutail!
Oppan gangnam seutail! Gangnam seutail!
Oppangangnamseutail!
Минут через пять рынок превратился в самое настоящее безумие, мы кое-как вылезли из ламбады, но продолжали танцевать что-то похожее на «Dubsteb13». Всю жизнь хотел побывать на спонтанной танцевальной площадке. Лепрекон – мечты сбываются!
– «Oppan gangnam seutail» – а что это значит? – спросил я.
– Дурацкая игра слов, не переживай, они так протанцуют сутки, не больше. Наложил заклинания «Pro causa» – ради шутки танцуй сутки! Все, кто нас дурачил сегодня, в следующий раз крепко задумаются. Любой лепрекон, в ответ на злые намерения против него, имеет право применить это безобидное заклинание, добавив наказание на своё усмотрение.
Мы можем пользоваться «iusti vindicativi», то есть правом на отмщение. Чтобы не утомлять, я специально опустил полный поход на рынок: покупку тех самых солнечных очков, носков, трусов. Все продавцы танцевали до изнеможения после нашей встречи, и только один на всём рынке оказался кристально чистым человеком. Последним пунктом в наших покупках значился как раз хороший зонт, нужен был добротный, может, даже старинный.
Так как такие перестали делать, по моему мнению, лет так сто назад, мы подошли к старому грузину, который вопреки технике безопасности курил на рабочем месте крепкий табак, при этом шевелил пышными седыми бакенбардами. Торговец почему-то грустил, бормоча что-то себе под большой нос. Возрастом старец был едва ли моложе горы Арарат, голова от седин была белее снега. С глаз скатилась скупая слеза, но лично мне она казалась не такой уж и скупой, ей запросто можно оросить всю Грузию.
– Что я теперь скажу дома? Что я теперь скажу дома? Что я теперь скажу дома… – спрашивал у пустоты Кахабери Гегечкори. Денег на операцию внучке я не добыл…
Старый мастер возносил руки к небесам, после чего делал такую затяжку, что другой на его месте, пусть даже здоровый мужчина, прокашлялся бы в тот самый миг, как только вдохнул в лёгкие такую дозу крепкого самосада.
– Что