– Что ж, это серьезный прогресс, – заметил врач, задернул за собой занавеску и кивнул моему отцу. – Давайте я вам помогу. – Он что-то покрутил, и изголовье моей кровати с недовольным сипением приподнялось, так что я принял полулежачее положение. – Так нормально?
От движения у меня все поплыло перед глазами, словно я ухнул вниз на карусели.
– Хорошо, – ответил я. – Спасибо.
– Отлично, отлично.
Доктор был молод, на несколько лет старше меня, высокий, с залысинами и добродушным круглым лицом.
– Я доктор Куган. (Или Криган, или Дагган, или как-то вообще иначе, не разобрал.) Можете мне сказать, как вас зовут?
Меня встревожило то, что он спрашивает так, будто я могу этого не знать. И меня снова охватил вихрь хаоса, чей-то громкий голос рявкнул в ухо, яркий свет прыгал, качался, тело сотрясали рвотные позывы.
– Тоби Хеннесси.
– Угу. – Он придвинул к койке стул и сел. В руках у доктора была загадочного вида стопка бумаги – я так понял, моя карта, что бы это ни значило.
– Вы знаете, какой сейчас месяц?
– Апрель.
– Верно. Вы знаете, где вы?
– В больнице.
– И снова правильно. – Он что-то отметил в карте. – Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Только больно.
Он поднял глаза:
– Что болит?
– Голова раскалывается. – И это еще слабо сказано, голова болела просто адски, казалось, мозг вздрагивает с каждым стуком сердца, но я испугался, что доктор пойдет за обезболивающим и так мне ничего и не объяснит. – Еще лицо болит. И бок. И… – Я не сумел подобрать медицинский термин для верхней части задницы, я знал, что это место как-то называется, но вот как именно, забыл. – Вот тут, – указал я и невольно застонал.
Доктор кивнул. Глаза у него были маленькие, ясные, пустые, как у куклы.
– Да. У вас трещина в копчике и в четырех ребрах. Тут мы бессильны вам помочь, все заживет само без серьезных последствий, не о чем беспокоиться. И разумеется, я вам дам обезболивающие. – Он протянул мне палец: – Можете сжать мой палец?
Я сжал. Палец у него был длинный, пухловатый, очень сухой, но сам жест показался мне чересчур интимным, а оттого неприятным.
– Так. А другой рукой?
Я повторил другой рукой. И без медицинского образования почувствовал разницу: правая рука функционировала как обычно, а вот левая была ватная, как спросонья, и это привело меня в ужас. Я стиснул палец слабо, точно ребенок.
Я уставился на доктора – он, конечно, заметил, но виду не подал.
– Очень хорошо. – Он снова что-то черкнул в карте. – Можно?
Доктор указывал на одеяло.
– Конечно, – смущенно ответил я, понятия не имея, что он намерен делать. Отец молча наблюдал за происходящим, облокотясь на колени и сложив руки домиком у лица.
Доктор ловко откинул одеяло, открыл мои голые ноги (в жутких синяках) и завернувшийся подол застиранной