– Это то, что ученые из NASA выудили из гамма-всплеска, – пояснила Анна.
Миа смотрела с особым вниманием. Не любопытство двигало ею, а понимание того, что, вероятно, таким образом инопланетный корабль управлял синдромом Зальцбурга, вводя в хроматиду деструктивные гены, вызвавшие заболевания у трети населения Земли.
– Как видите, доктор Грир, без ключа это просто набор бессмысленных символов.
– Как рябь на экране телевизора, – уточнил Даг, чье дыхание еще хранило память о съеденном сэндвиче.
Анна посмотрела непонимающе.
– Она не видела, – пояснил Ражеш. – Она с телевизором знакома только в интернете.
– Представь себе радиопомехи, – предложил Джек, и Анна понимающе кивнула.
При всех своих фантастических способностях Анна иногда терялась в простых элементах культурного кода.
– Как ты сумела прочесть? – с нетерпением спросил Грант.
– Доктор Вард помогла мне.
Миа удивилась. Она, правда, помнила про головную боль, до которой довела себя, пытаясь найти в геноме Зальцбурга какое-нибудь внятное послание.
– Ключ к загадке – число тридцать семь, – сообщила Анна.
– Понял! – Юджин протиснулся вперед. – Ты взяла каждый тридцать седьмой байт. Элементарно, – Юджин редко упускал шанс покрасоваться.
– К сожалению, это не так, доктор Джареки, – ровным голосом ответила Анна. – Тридцать семь – это простое число, которое делится только на единицу и на себя. Первые тридцать семь простых чисел: один, три, пять, семь, тринадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать девять…
– Окей, – Джек снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Мы поняли. Что там дальше?
– Прошу прощения, доктор Грир, буду краткой, – Анна заговорила чуть быстрее и тоном выше. – Я взяла бинарные цифры, соответствующие первым тридцати семи простым числам, и так много раз – до тех пор, пока не отсеялось все остальное. Из этого я получила данные в форме тридцатисемибитного изображения.
– Почему не двадцатичетырех, как обычно? – Ражеш, похоже, сам открывал для себя много нового.
– Путем проб и ошибок, – заверила его Анна. – Я провела много тысяч итераций и не получила никакой внятной картинки. Только когда я вернулась к упражнениям по ходьбе по лестницам, мне пришло в голову увеличить размер битмапки. Ну и, конечно, ввести тридцать семь и сюда было соблазнительно.
– Скоро она начнет писать стихи и рисовать ландшафтики, – Даг почти и не шутил.
В полной тишине все смотрели, как с экрана исчезают целые блоки нулей и единиц, преобразуя поток бинарных данных, которые, в свою очередь, стали складываться в картинку.
Картинка изображала X.
Процесс завораживал – теперь все пытались понять, что это значит. Это не была четкая буква X английского алфавита, края ее были расплывчаты