– Мне бы лучше про Мишаню, – напомнила я.
– А я про кого? Взяла Любаня грех на душу и его порешила. По-женски я ее очень даже понимаю. Портрет видела? Мишанину квартиру я внучку оставила, а портрет себе забрала, почто он Андрюшеньке? Выкинуть жалко, все-таки брат. А он как начал куролесить. Ни одной ночи от него покоя не было. Сервиз разбил, подлюга. Саксонский, на двенадцать персон… только вазочка осталось. Прислуга разбежалась, а Витюша ночью со светом спал и крест носить начал. Я портрет в задние комнаты сослала, но стало только хуже. Чуть дом не спалил. Тут Андрюшка пропал, и я приказала портрет назад вернуть, пусть там куролесит, – бабка схватила лорнет и на меня уставилась, как видно, желая проверить, какое впечатление на меня произвел ее рассказ.
– Маланья Федоровна, – позвала я. Злясь на бабку, я называла ее исконным именем, тем самым подчеркивая, что ее стойкое стремление приврать мне очень даже хорошо известно. Бабка делала вид, что этого не замечает. Не заметила и сейчас. – Я верю, что у вас большое будущее в комедийном жанре, – продолжила я, – но не могли бы вы повторить ваш рассказ в присутствии психиатра? Есть шанс провести остаток дней в компании выдающихся исторических личностей. Наполеон, Александр Македонский… кто вам больше нравится?
– Не веришь? – отложив лорнет в сторонку, вздохнула бабка. – Ну и ладно. Есть дураки, которые и в бога не верят. Записку оставила?
– Оставила.
– Что ж, будем ждать. Может, объявится Андрюшенька. Ступай себе… – она вновь тяжко вздохнула, вспомнив о своей роли умирающей, но я уходить не спешила.
– Скажите-ка, Милана Теодоровна, а Витя у вас давно живет?
– Витя? – встрепенулась старушка. – Давно.
– А поточнее нельзя?
– Да, почитай, всю мою жизнь… хотя, он ведь молодой… Значит, чего-то я путаю.
– Память у вас тоже с причудами, как дверь в Мишаниной квартире, – съязвила я. – То вы помните, что при царе Горохе было, то не можете ответить на простой вопрос.
– А ты не проболтаешься? – перегнувшись ко мне, спросила старушка с очень серьезной миной.
– Чтоб мне пропасть, – так же серьезно ответила я.
– Сынок он мой, – заявила старуха. – Незаконно прижитой. Его кухарка моя усыновила. Ну, а когда последний муж помер, я, знамо дело, Витюшу к себе взяла.
– Врете, – буркнула я.
– Век воли не видать, – ответила бабка и щелкнула наманикюренным ногтем по переднему зубу из белейшего фарфора.
– Поздравляю, – кивнула я, сообразив, что бабка опять пудрит мне мозги. – Вы вполне можете соперничать с библейской Саррой, она в девяносто родила, а вы во сколько?
– Библейской Саррой, – передразнила бабка. – Откуда тебе про нее знать с твоим туманным кругозором. Неужто Библию читала?
– Комиксы, – осчастливила я. – Картинки с надписями. И про Сарру, и про муженька ее… и про этого… забыла, как зовут, он козлиную шкуру напялил, чтобы отцовское благословение получить.
– И как у тебя только голова не лопнула, – скривилась бабка. –