– Выручите Дашу, я ничего не знаю.
– Что ты бормочешь? Дочку отдайте, а ты не в курсе дел. Прекрасно. Вот господа хорошие позвонят, ты сам с ними и договаривайся. Я был старшим опером-важняком, тогда меня такие дела касались. Сегодня я начальник службы безопасности фирмы «Стоик».
– У сотрудника фирмы похитили ребенка! – завизжал Байков.
– Станислав, у тебя валерьянка имеется?
– Валидол, – Крячко полез в карман.
– Дай ему, а то помрет, нам контрагенты не поверят и девчонку не отдадут. Она им и не нужна, не отдадут для перестраховки, начнут меня шантажировать. Мол, ты, волчара, фраера расколол и убрал за ненадобностью, теперь в нас вцепишься. Чтобы ты особо не дергался, мы невинное дитя у себя подержим. Как излагаю, понятно?
Крячко дал Байкову таблетку, взглянул на друга с неприязнью, осуждающе покачал головой.
– Прекрати, ты видишь, человек… – Крячко закашлялся. – Действительно добьешь, и карты лягут, как предсказываешь.
– Ты еще слюни распустил. – Голос Гурова слегка помягчел. – Пошли вы все… чистоплюи! Я лучше выпью. – Он начал звенеть посудой, но пить не стал, опустился в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза. Лицо сыщика блестело от пота, под глазами залегла чернь.
Юрий Петрович Еланчук прослужил свыше двадцати лет в КГБ. Трудился и за рубежом, и на родных землях, во время реорганизаций его передвигали с места на место, пока не уволили на пенсию. Он был среднего роста, тонок в кости, имел изящные черты лица, карие, почти черные глаза, опушенные длинными ресницами. Разговаривал он всегда тихо, не курил, не пил, изъяснялся только на чистом русском языке, к тому же был незаурядно умен, всегда имел собственную точку зрения, которую никому не навязывал, но и не скрывал, и приходится лишь удивляться, каким образом такому человеку удалось продержаться на службе столь долго в структуре жесткой, где ценятся качества, диаметрально противоположные тем, коими обладал Юрий Петрович. Его можно было принять за артиста, художника, преподавателя изящных искусств в конце концов, только не за кэгэбэшника. Подчеркивая свои природные данные, Еланчук и одевался соответственно, хотя и со вкусом, но достаточно экстравагантно: замшевые, вельветовые, бархатные пиджаки, вместо галстука повязывал платки, носил узкие франтоватые усики, стригся у своего мастера, таким образом, был всегда элегантен, ухожен, благоухал дорогим одеколоном, ко всему прочему делал маникюр. Можно такого держать в учреждении, основанном «железным» Феликсом? Пусть умница, блестящий агентурист, на трех языках говорит в совершенстве, что с того? Не свой он, за версту видно. Терпели, сколько могли, чуткие кадровики раз пять выставляли его за штат, но всегда находился сумасброд-генерал, который начинал бубнить про талант, индивидуализм, честность и прочую