Вася сказал это торжественно, слишком торжественно. У него был всего один недостаток – Василий Ильич иногда срывался в пафос, но старому служаке это шло, как аксельбант шел к хорошему мундиру на балу у государя императора. Зная все это, я просто молчал, пережидая приступ парадности, и рано или поздно Василий возвращался в искреннюю простоту, которая ему тоже шла.
Тем не менее, после собственных пафосных слов осталось у Василия Ильича на губах послевкусие. Это следовало компенсировать иван-чаем, что Вася и сделал, а потом сказал:
– Ты прости, я тут немного… как сказать… как на партсобрании, что ли. Тебе, может, еще и работать-то толком нельзя, Сереж, а я напрягаю.
Самобичевание внутри Василия следовало пресекать сразу. Не то, чтобы оно было для него вредным, оно было вообще не его, не смотрелось оно внутри психически здорового «грушника». Я научился различать в людях маску, а Василий не научился вовремя ее снимать, общаясь со мной. Меня такая неискренность разочаровывала одно время, а потом я стал позволять себе нагло ее срывать по ходу пьесы. А сейчас вот не понял, то ли он на самом деле сочувствует, то ли играет. Ох уж эта профессиональная деформация…
– Можно мне работать, можно, – успокоил я друга, – я вообще полагаю, что отдохнул там, в коме, как они это называли. Если это вообще была кома. Знаешь, проходил у меня не то, чтобы гуру, так… «недогурок», утверждавший, что весь этот мир – чья-то кома.
Василий усмехнулся. Видать, бывали и у него философские мыслишки в гостях, как же иначе.
– Да уж, – сказал он, – тут некоторые товарищи, вроде Будды, утверждали, что не могут разобраться, сон ли это бабочки про то, что она человек, или наоборот, а оказывается – что это вообще кома, причем непонятно чья. Или это не Будда утверждал…
– Не помню, кто это утверждал, – сказал я, – помню только, что когда валялся в госпитале, грезились мне приключения. Будто встретился я этим самым Линдером после выхода из тоннеля на краю Москвы, а потом меня тюк по головушке, и все.
Содержимое своего коматозного бреда я в объяснительных уже описывал, но никто им не заинтересовался. Василий пошевелился на своем диванчике, повеселел.
– О, – сказал он, – так ты, можно сказать, в кино был, пока все думали, что ты одной ногой Где-то Там. А ты в это время развлекался, можно сказать. Ты хоть начальству не говори, а то в отпуск в этом году не пойдешь. Впрочем, какое еще у тебя начальство…
Увидав, что мой рассказ вызывает у товарища симпатию, я решил продолжать, чтобы Василию было приятно.
– Именно так, – сказал я, – именно в кино я и был. Фильм называется «Бред в больничке после удара каменным сводом по голове». Видел там, как мчался в «вагнере» сначала по ведомственному, потому по «метро два», потом выскочил из тоннеля, встретил бородатых бородачей, получил по голове и очнулся в больнице.
Вот