Он вспомнил приказание, которое, сломя голову, пустился исполнять Бомаршеф. Нет, он решительно ничего не понимал…
– Но, если я и любопытен, – продолжал почтенный старик, – то смею вас уверить, что и скромен, поэтому не бойтесь говорить мне самую горькую правду. Скажите, каким образом ваша матушка получила эту ренту?
– Каждые три месяца по переводному векселю от одного парижского нотариуса.
– Гм, а известно ли вам лицо, которое выдавало эту сумму?
– Нет, я его не знаю.
Поля уже не на шутку начинали тревожить все эти объяснения. Тысячи странных ощущений и мыслей роились в его голове, а вопросы из уст Маскаро продолжали сыпаться – вежливо и даже несколько беспечно. В нем чувствовался человек, которому вменено в обязанность испытывать совесть другого.
Немного помолчав, господин Маскаро продолжил разговор.
– Мне кажется, что сумму эту выделял не кто иной, как ваш отец.
– Нет, нет, этого быть не может!
– Но почему вы так думаете?
– Моя мать клялась мне в этом на смертном одре. Смею вас уверить, она была святая женщина. Я слишком любил и уважал ее, чтобы часто говорить с ней о подобных вещах. Но как-то мной овладело это скверное любопытство, и я начал выспрашивать, кто же был наш тайный благодетель? Но слезы ее убедили меня в том, что я причинил ей боль… По рассказам моей матери, отец мой умер раньше, чем я родился.
Господин Маскаро, казалось, даже не замечал сильного волнения своего собеседника.
– Стало быть, после смерти вашей матушки вам прекратили выплачивать ренту?
– Нет, она прекратилась еще раньше. С того дня, как наступило мое совершеннолетие. Этот день до сих пор живет в моей памяти. Вечером, в самый день моего рождения, мать приготовила кое-что к столу, она всегда пыталась как-то отметить день моего появления на свет…
– …Бедный мой Поль, – сказала она, – когда ты у меня родился, один добрый и великодушный друг обещал мне помочь воспитать тебя. Он сдержал свое обещание. Сегодня тебе минуло 20 лет, и рассчитывать далее на его помощь не следует. Отныне ты совершеннолетний и не должен брать ни от кого и ничего даром. Ну, а я теперь могу надеяться только на тебя и зависеть только от тебя. Отныне трудись сам, будь честен и помни: в твоем положении человек вынужден трудиться вдвое больше других, чтобы проложить себе честную дорогу в жизни…
Поль прервал свой рассказ, волнение овладело им так сильно, что две крупные слезы медленно скатились по его щекам.
– Год и восемь месяцев спустя, – продолжал он, – моя мать вдруг умерла, не успев даже приготовиться к смерти. Я остался совсем один в жизни, без семьи, без друзей. Если бы мне случилось умереть, некому бы даже было проводить меня до кладбища, я просто могу исчезнуть, и никто даже не вспомнит обо мне, никому нет дела до моего существования…
Физиономия господина Маскаро становилась все более серьезной.
– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете свое одиночество.