– С чего это вам вздумалось передо мной оправдываться? – проворчал Иван. – Вы полагаете, мне есть дело до того, с какой периодичностью вы употребляете спиртные напитки?
– В том-то и беда, молодой человек, что вам вообще мало до кого есть дело. Нда… Девушка вот рядом с вами два года маялась, страдала, а вы и не заметили…
– Слушайте, без вас тошно! Не надо мне нотаций, взываний к моей совести! Как умею, так и живу! Вас послушать, так я изверг какой-то. Самый главный злодей на планете. Душегуб просто! – огрызнулся на Петра Вениаминовича Иван.
– Вы себя переоцениваете. Хе-хе. Обыкновенный среднестатистический негодяй. – Петр Вениаминович гаденько захихикал. – Шучу, шучу. Я, собственно, заглянул, дабы вам свое сочувствие выразить, поддержку всяческую оказать, это ведь какая неприятность, когда вас бросают. Нет, пардон, неправильно выразился, это ж какая несправедливость!
– Издеваетесь? – у Ивана возникло сильнейшее желание схватить Петра Вениаминовича за жирненькую шею и придушить.
– Отнюдь, – Петр Вениаминович очаровательно улыбнулся, отчего стал похож на злобного клоуна. – Мне вас искренне жаль. Тоже такое в моей жизни бывало, чего уж там… И даже не раз… Внешность-то у меня… Не принц, прямо скажем, не принц… Нда… Обаяние, правда, харизма, да на женщин разве угодишь? Все им не то, все не так. Сами не знают, чего хотят, идеал им подавай, а где ж его взять-то? Существование идеальных мужчин наукой не доказано. А если предположить, что вдруг заполучат они такой экземпляр, как они себя поведут?
– Как? – эхом отозвался Иван.
– Начнут ныть, что им скучно с таким хорошим – распрекрасным, что тошнит их от его совершенства, от его заботы, ласки, внимания. И станут мечтать о плохом мальчике, о хулиганье каком-нибудь, с которым, однако, им временами будет весело. И за эти мгновения веселья, праздника жизни они будут терпеть его хамство, издевательства, унижения. О, женщины! Загадки! Дуры набитые! Ангелы! Стервы! Страдалицы! Мучительницы! Плутовки! Красавицы! – Петр Вениаминович сделал изрядный глоток коньяку и заулыбался блаженно, очевидно, предаваясь приятным воспоминаниям. – А я, знаете ли, по молодости-то был дамский угодник.
– Бабник, вы хотели сказать?
– Фу, как грубо, молодой человек!