Николас Аллен тем временем сменил тему, повергнув меня в еще большее недоумение.
– Я прошу вас досмотреть видео до конца, сеньора.
– Что?
– Поверьте, я делаю это не с целью усугубить ваши мучения, а для того, чтобы вы помогли нам расшифровать послание, адресованное вам.
– Мне? На этой записи?
Мои руки снова задрожали.
– Вам. Хотите посмотреть?
Экран компьютера вновь засветился, окрасив в голубые тона уголок кафе. Полковник прокрутил запись вперед и остановил ее на седьмой минуте. Я с силой прижала руки к груди, будто бы это могло помочь мне сдерживать эмоции. Контрастность изображения была выведена на максимум. Снова увидев изможденное лицо мужа, я приготовилась к худшему.
Первое, что я услышала, был мужской голос, говорящий по-английски с резким акцентом:
«Назовите свое имя!»
Голос принадлежал кому-то за экраном, в нем отчетливо звучали гневные нотки.
«Вы слышали? – настаивал мужчина. – Назовите свое имя!»
Мартин поднял глаза, словно только что очнулся.
«Меня зовут Мартин Фабер. Я ученый…»
«Хотите что-нибудь передать своим близким?»
Мой муж кивнул. Его собеседник выговаривал согласные с придыханием, а «с» у него звучало так же, как у русского негодяя в «Охоте за „Красным Октябрем“». Мартин обратил свой взгляд к камере и заговорил так, будто эта запись велась исключительно для меня:
«Хулия, быть может, мы больше не увидимся… Если я отсюда не выберусь, то хочу, чтобы ты вспоминала обо мне как о счастливом человеке, обретшем в тебе свою вторую половину…»
Я украдкой стерла слезу со щеки. Мартин держал в руках залог нашей любви. Предмет, из-за которого наша жизнь – по крайней мере, для меня – обрела совершенно неожиданный смысл. Дрожащим голосом, с паузами, он продолжал:
«…Если ты упустишь время, все пропало. Наши совместные открытия. Мир, открывшийся перед нами. Все. Сражайся за меня. С обороной и заступничеством Санта-Марии, о новой жизни мечтай. Используй свой дар. И знай, что, даже если тебя будут преследовать, чтобы отнять то, что принадлежит нам обоим, дорога к нашей новой встрече всегда тебе будет указана в виденьях».
Запись внезапно оборвалась.
– Больше ничего нет? – спросила я, задыхаясь, словно мне не хватало воздуха.
– Нет.
Я пребывала в растерянности. Скорее, в совершенном оше ломлении. А полковник Аллен, все это время державший мои ладони в своих руках, слегка сжал их.
– Сочувствую… – тихо сказал он. – От всей души… – И тут же, движимый не совсем понятным мне любопытством, задал неожиданный вопрос: – Что это за дар, сеньора?
10
Мигель