По лицу Тарина было видно, что он знает причину, но не находит слов, чтобы объяснить ее.
– Прошу тебя, иди. Быстрее!
Последний пулей вылетел из мэрии. Вот и дорога к дому: сначала он бежал, потом шел, и вновь пускался бегом, когда дорога поворачивала. На поворотах он наклонялся вбок, изображая губами гул мотора. Он ни о чем не думал. О чем он мог думать?
Когда мальчик увидел свой дом, то остановился. Около мастерской стояли люди, много людей. Их соседи с ближайших ферм. Кого-то из них он вообще не знал. Некоторое время он просто стоял и ждал. Он не был уверен, что хочет идти туда. Но его заметили, и выбора больше не было.
Его привели к двери дома. Дверь была закрыта.
– Она всем запретила входить, – объяснили ему.
Он постучал.
– Мама, это я, Последний.
В ответ тишина.
Последний нажал на ручку и осторожно толкнул дверь. Вошел и бесшумно закрыл за собой дверь.
Флоранс стояла в углу комнаты, прислонившись к стене. Как животное, чувствующее себя защищенным только в своей норе. Она плакала.
Последний приблизился. Обнял ее. Сначала она никак не отреагировала, а потом начала бить его кулаками в грудь. Удары становились все чаще и сильнее. Он ждал, когда Флоранс устанет и позволит обнять себя. Казалось, что она ничего не весит, что она есть и ее нет.
– Где папа?
Она не могла выговорить ни слова.
– Он жив?
Флоранс кивнула в ответ.
– Все будет хорошо, мам.
Она опять кивнула.
– Что произошло?
Флоранс сказала что-то о загоревшемся автомобиле.
– Где папа сейчас?
– В городе. В больнице.
– Надо ехать к нему.
Но она даже не пошевелилась.
– Мама, я должен поехать к нему.
– Да.
– Все будет хорошо.
– Да.
Последний подумал об отце и не смог представить его на больничной койке. Легче было представить его обуглившимся в охваченном пламенем автомобиле, чем на белоснежной больничной койке. Этого просто не могло быть. Но вышло именно так, и это значит, что мир не подчиняется никаким законам и что жизнь снова, уже который раз, загнала их в тупик.
– Позволь им войти. Они только хотят помочь.
Флоранс не пошевелилась.
– Иди, сядь.
Он взял ее за руку и отвел к одному из стульев, стоявших вокруг стола. Заставил сесть. Она сжимала носовой платок. Сжимала так сильно, что даже пальцы побелели. Последний вспомнил, какой сильной всегда была мать, и спросил себя: что же должно было произойти, чтобы сломать такую женщину, как она? Он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
– Думаю, будет лучше, если я поеду к папе в больницу.
– Да.
– Я потом вернусь.
– Да.
Впервые она подняла глаза и поймала взгляд сына.
– Передай ему, что он не может так со мной поступить.
В голосе еще слышалась та твердость, которая всегда была ей присуща.