Хохот стал пуще. Легенды о развесёлых похождениях прекрасной шаддаат ходили по всему Саккарему.
– А я слышала, Дильбэр раскрывает объятия мужчинам больше для того, чтобы досадить брату, – ровным голосом произнесла мать Кендарат. – Людям кажется, что из чресл благородного Иль Харзака произошли два очень несхожих ростка. И ещё, что именно ей следовало бы родиться мужчиной и взойти на Золотой Трон. Тогда Саккарем по-прежнему называли бы счастливой страной.
Найлик что-то проворчал и толкнул пятками коня, а жрица снова обратилась к Иригойену:
– Значит, это ты, лепёшки разделывая, выучился так петь?
– Я не… – привычно начал Иригойен. Осёкся и покраснел. – Мой прадед, переселенец из Мванааке, – сказал он затем, – выпекал булочки, которых не могли превзойти на состязаниях мастеров. Мой дед зашиб хлебной лопатой подсыла, пришедшего за тайной диких трав, дававших его пряникам непревзойдённый запах и цвет. Мой отец переехал в Гарната-кат…
Волкодава не особенно занимал этот разговор, но тут он навострил уши. Парень, родившийся в халисунской столице, мог оказаться небесполезен.
– …И угостил сборщиков податей маковыми кренделями, после чего те предложили заплатить за него из своих кошельков, только чтобы он иногда присылал им кренделей. Вот таков, госпожа, род Даари, в котором навряд ли будут гордиться нынешним сыном. Меня учили выбирать нужное масло и сохранять дрожжи, а я, нерадивый, рвался только петь славу Лунному Небу. Я мечтал надеть синее облачение, расшитое серебром…
– Кое-кто сказал бы на это, что слагать гимны можно и у печи, – покачала седой головой мать Кендарат. – А служение усматривать в том, чтобы люди не уходили с твоего порога голодными. Я видела разные народы, и, кажется, только островные сегваны не считают рождение хлеба святым делом, но и то потому лишь, что вместо хлеба у них в ходу ячменное пиво. Зачем тебе понадобилось идти поперёк обычая своей семьи и бросать такой благой промысел?
– Я пытался, – смиренно опустил глаза Иригойен. – Но ты же согласишься, почтенная, что сделаться настоящим мастером и оставить свой след можно только в том ремесле, которому безраздельно посвятишь душу. Мой прадед едва по миру не пошёл, но сложил печи из особого камня, не выпускающего тепло из горнила. И я сам помню, как дед целый год обхаживал галирадского купца, только чтобы тот привёз ему тамошних пряничных досок с изображением диковинных рыб.
Волкодав чуть не фыркнул. Диковинные рыбы были всего-навсего осетрами. Галирадцы вырезали их на липовых досках, что поставляли им венны.
– Мой отец, – продолжал Иригойен, – вскакивал среди ночи, зажигал свечу и принимался рисовать столы с поддонами для битого льда. А потом неделю ругался с камнерезами и поил их вином, чтобы они сделали ему обычную скалку, только гранитную, да выгладили хорошенько. С этой скалкой он три дня не отходил от новых столов, не ел и не спал, так что мать страшилась за его рассудок… но на четвёртое утро испёк слоёные