Это интересно. Оказывается, ее нареченный – не рыцарь в старинных латах.
По крайней мере она, похоже, нашла, хоть и против собственного желания, эффективный публичный способ убедить лорда Олдриджа, что она ему не подходит. Пока Антигона стояла над распростертым мистером Стаббс-Хеем, потирая горевшие костяшки пальцев, сплетни уже начали свое дело, в клочки раздирая ее репутацию. Даже провинциальное гемпширское общество так поднаторело в искусстве клеветы, что не успел закончиться контрданс, как репутация Антигоны целиком и полностью переменилась. Полминуты назад она была всего лишь обычной милой девушкой в скромном муслиновом платье, занявшей свое место в танце среди разряженной в шелка и атлас местной аристократии, а теперь она, похоже, становится, по модному выражению, «безумной, безнравственной и опасной» особой, с которой не стоит знаться.
Антигона была весьма довольна собой.
Это продолжалось лишь краткий миг. Эйфория от преподанного достопочтенному Джералду Стаббс-Хею урока держать руки при себе и радость от охлаждения страсти лорда Олдриджа уже начинали таять под взглядом матери, которая, вопреки ожиданиям Антигоны, смотрела на нее не как ангел-хранитель, а как Медуза Горгона из греческого мифа – «страшно глядящая, окрест которой и Ужас и Бегство».[6]
– Мама, я объясню.
Мать оборвала ее резким взмахом руки.
– Молчи, скверная девчонка, – прошипела она. – Никогда такого позора не испытывала.
– Мама, ты должна понять, он трогал меня…
Взгляд, мрачный и неумолимый, как яд, удержал Антигону от дальнейших слов.
– Конечно, он тебя трогал. Это танец, Антигона. Его так танцуют. – Мать крепко схватила ее выше локтя и потащила в сторону, оставляя позади единственного защитника Антигоны, ее загорелого рыцаря.
– Нет, его не так танцуют. – «Они что, все разум потеряли? Ни у кого глаз нет?»
– Довольно. – У матери не было ни капли иронии младшей дочери. – Молчи. Больше ни слова, – скомандовала она осипшим от напряжения голосом, подталкивая Антигону к леди Баррингтон.
Встав, хозяйка дома окинула Антигону взглядом столь же холодным и неприятным, как зимний дождь со снегом, потом повернулась и вышла из бального зала с тяжелой грацией большого корабля, разрезавшего спокойные воды. Антигоне, у которой не было возможности создать новую скандальную сцену, не оставалось ничего другого, как последовать за леди Баррингтон и матерью в волнах позора, который они продолжали изливать на нее.
Но Антигона чувствовала себя неуязвимой, как утка в воде. Скверно, что ее назвали в честь героини греческой трагедии – идея ее покойного ученого отца, – но это еще один повод оказаться впутанной в трагедию.
– Это