Однако решение координатор принял правильное, но капсулу волновода выстрелил в… землю, под себя! А затем завод массой около двухсот тонн рухнул на берег реки…
– Ну и ну! – сказал я, когда Лилов закончил. – Внезапный «шизофренический синдром» мозга завода? Или одна из случайностей, подвластных только теории вероятностей?
Лилов взглянул на меня из-под каменных век.
– Может быть, случайность, а скорее всего координатор в момент принятия решения был обесточен. Труба же, по словам свидетелей, выросла сразу после падения завода.
Лилов оглянулся на экспертов, ползающих возле трубы со своей спецтехникой.
– Уже есть результаты?
– По трубе никаких. Масс-детекторы, как и детекторы полей и частиц, молчат. Материал трубы науке неизвестен. Единственное, что доступно исследователям, это возможность ощутить ее материальность: на ощупь она твердая и холодная. Что касается завода… там сейчас работает бригада специалистов по двигателям и энергетиков. Посудите сами – куда могла деться энергия МК-батарей? Допустить спонтанный разряд энергии в землю мы не можем, на этом месте образовался бы приличный кратер. Разряд в воздух? Был бы повышен радиационный фон… Ничего этого нет. В то же время завод полностью лишен запасов энергии. МК-батареи превратились в пыль, словно кто-то высосал из них весь гигаваттный ресурс!
Лилов поморщился и отвернулся.
Я его понял. Если эксперт не может разгадать причину аварии, это не только задевает его профессиональное самолюбие, но и ложится пятном на техсектор УАСС. Такие случаи были редки, но поднять настроение Лилова подобное соображение не могло. Как и эксперта Ларина, расследовавшего причины катастрофы на Сааремском лифте. И того, кто расследовал причины гибели чистильщиков на Ховенвипе. Не слишком ли много «редких» случаев за последние полгода?
– Спасибо, – сказал я. – Значит, по-вашему, причина аварии – мгновенная утечка энергии в…
– В подпространство, – с иронией закончил Лилов. – Утечка куда? Абсурд! Поговорите с физиками, может быть, в районе Пскова мы открыли новое физическое явление?
Шутка начальника экспертной комиссии была из разряда невеселых.
К нам подошел тот же парень по имени Шарафутдин и протянул белую пластинку звукозаписи.
– Адреса и телексы свидетелей аварии.
Поблагодарив, я обошел завод кругом, постоял рядом с трубой, потрогал ее черную стенку: твердая, шершавая, не холодная и не теплая, но ощутимо материальная. Зато шип, вырастающий из трубы, оказался студнеобразным: при касании он вдруг потерял свои очертания, расплылся желеобразной массой и лишь через несколько секунд восстановил форму.
– Вот именно, – проговорил Лилов, наблюдая за мной. – Кстати, обратите внимание. – Он подвел меня к лесной опушке, где