Мелодия пиликала из другого кармана.
Julia – сообщил дисплей вытащенного Siemens-a.
– Привет, зая! – я готов был расцеловать округлую жопку телефона. – Как там наша дочка? Ты сама как?
Голос у жены был бодрее, чем утром:
– Да мы-то в порядке. То есть Катьку сразу забрали, ещё пока не приносили. А я лежу, анестетиками обкололи всю. Пока терпимо. Нас тут два человека в палате. У соседки мальчик. Никак не зовут ещё. Всё с мужем не могут решить, как назвать…
– Да чёрт с ними, ты-то как? Надо чего привезти? Я тут тебе подарок купил… – мне стало неловко перед самим собой. – То есть, не купил ещё… выбираю пока… Это…
– Ты там, похоже, не скучаешь, – заметила жена. – Деньги смотри, не все спусти. Ещё ж на выписку надо дать.
– Малыш, ты ведь знаешь, я аккуратно, – в этот момент я сам себе поверил.
– В том-то и дело, что знаю, – Юлька усмехнулась в трубку. – Ой, обход идёт! Всё, пока! Позвоню потом.
Связь отрубилась. Не сразу я понял, кто такой обход и куда он идёт. «Мороз-воевода дозором Обходит владенья свои…» – запрыгали в голове дурацкие по июньской жаре строчки.
Я направился к выходу.
Попетляв по лабиринту торговых рядов, почти добрался до распахнутых настежь дверей, как вдруг остановился у здоровенной витрины секции игрушек.
Прямо на меня смотрела только что купленная панда. Только огромного, почти в человеческий рост, размера. Точная копия моей крошки. Я даже вытащил из кармана свою покупку, чтобы убедиться в идентичности.
Перевёл взгляд на витрину и вздрогнул.
Большая панда шевелилась!
Я был пьян, но не настолько же! Панда тяжело ворочалась в тесном пространстве витрины. Пыталась вылезти оттуда и побежать ко мне, понял я. Вернее, к увиденному в моих руках детёнышу.
Я кинулся к ней навстречу.
Сверхъестественное закончилось, как только я вбежал в магазин.
Продавец – миниатюрная девушка в бриджах и топике стягивала, пыхтя и дуя на чёлку, панду с витрины.
Покупатели – колхозного вида мужик и грушеподобная тётка в цветастом сарафане – молча наблюдали за её действиями.
– Последняя. Витринный экземпляр. Так что со скидкой могу вам уступить, – продавец стянула, наконец, панду с полки.
Колхозник и колхозница хищно набросились на добычу. Грубо мяли, тискали, ворочали и даже пытались подбросить вверх. Лица их плотоядно исказились.
Умоляюще-жалобно насилуемый зверь смотрел на меня.
Я стыдливо опустил глаза. В моей руке по-прежнему был зажат её детёныш.
Торопясь и сбиваясь, оттого ещё более заплетаясь языком, я начал что-то говорить. Стесняясь говорить правду про найденных мать и дитя, я понёс околесицу о больной племяннице и ещё бог знает о чём, периодически делая попытки завладеть пандой. Колхозники молча буравили меня недобрыми глазками. Отрицательно мотали головами и прятали добычу за спины.
От их неприступности я впал в отчаяние. Я