– Чего?
– Дьяковская культура, – пояснил Ботаник, – у нас здесь городище славянское, более позднее, и керамика в основном попадается обожжённая. А твой черепок древнее, примерно начало бронзового века. Здесь тогда жили племена дьяковцев.
– Первобытные люди?
– Ну не совсем. Медные топоры у них уже были, хотя и каменные тоже. Свиней они разводили, охотились.
– Значит, мой черепок редкий? – Лиска приободрилась.
Катька извлекла из комка глины ещё один черепок, не обнаружила на нем ямок, сердито бросила в пакет и заявила:
– Все это ерунда, черепки, ямки… вот если бы найти что–то по–настоящему интересное. Украшения или хоть оружие, на худой конец. Или письмена древние, на камне выбитые. Вот это было бы настоящее открытие.
– Письмена – это нереально, – пожал плечами Ботаник и взялся опять за лопату. – Славянская археология не знает подобных находок. А если кому интересно только золото находить, так надо клады искать. Древние надписи, золото, которое охраняет жуткая мумия… кино прямо!
Катька возмущённо подскочила. Она явно хотела выпалить что–то убийственное, но вовремя спохватилась и ограничилась туманным:
– Кино, значит? Ну ладно же, Лешенька…
Несколько минут прошли в молчании. Надутая Катька пыхтела, нарочно повернувшись к Ботанику задом. Потом ей попалось сразу несколько черепков подряд, явно составлявших прежде целое донце. Вася глянул и сказал, что это очень хорошо, осколки можно будет легко склеить и восстановить часть горшка, Катька сразу оживилась:
– Классно. Сейчас найдём ещё пару бочков и соберём его целенький. Археологические пазлы! Эй, а чего вы такие унылые? Давайте, что ли, песни петь! Археологические. Вась, ты ведь много знаешь, напой! Про лето, а?
– Что такое лето – это проза, – отозвался Вася, охотно опуская лопату. —
Звон лопат над Волгою–рекою.
Лето, проплывают по реке тюленевозы,
Нас зовут отправиться с собою…
– Чего–чего? – засмеялась Лиска. – Какие ещё тюленевозы?
Не прерываясь, Вася ткнул пальцем в сторону Волги. Самой реки за отвалом видно не было, зато над кромкой насыпи медленно двигалась рубка пассажирского теплохода, похожая на едущий своим ходом белый домик. Зрелище было совершенно дурацкое и вызывало в памяти то ли знаменитую Емелину печку, то ли детские стишки Чуковского, в которых по полям бегают столы и умывальники.
– Что такое лето – это пекло,
Тело обгоревшее и ноги,
Это вермишеле–макаронная диета
И палаток рваные чертоги, – продолжал Вася во весь голос.
С соседних квадратов ему уже подпевали.
Усердно копавший Ботаник наконец не выдержал. Задрал голову и срывающимся басом проблеял:
– Лето-о, снова стары–ы–ый раскоп,
Это-о лето-о в поле-е зовёт…
Как в водосточную трубу дунул.
Катьку скрючило пополам, она упала с подушки и молча