Иными словами, на фоне войны с Боливией парагвайские русские уж тем более ни при каких обстоятельствах не могли позволить правительству своей новой Родины иметь дело с СССР.
До войны такой русско-парагвайской школой мысли прониклись не только в Асунсьоне, но и, например, в Гаване.
К ней я теперь и начну, наконец, возвращаться – хотя и оставлю за собой право периодически отвлекаться на некоторые параллельные, но, как я думаю, уже вполне понятно, что не лишние латиноамериканские сюжеты.
Но сейчас – именно Куба.
Тогдашние правители Кубы вот уж точно были под влиянием не мексиканской, а именно парагвайской школы мысли: то есть в отношениях с СССР сознательно избрали не осторожное сближение, а бдительную дистанцированность. Например, когда в 1925 году к Кубе подошло советское судно «Вацлав Боровский», то власти порта Карденас так и не пустили корабль под красным флагом к причалу[34]. В итоге тогдашний секретарь кубинской компартии Антонио Мелья добирался до своих советских товарищей вплавь.41
«Известия» в те дни писали:
«Министерство внутренних дел Кубы отказало команде советского парохода „Вацлав Воровский“ в разрешении сойти на берег… заявив, что посещение города советскими моряками „противоречит общественным интересам“. Коммунисты Кубы настаивают на отмене этого запрещения».42
Чуть больше повезло поэту Владимиру Маяковскому. Через десять лет после триумфальных гастролей в Гаване россиянки Анны Павловой он, счастливый обладатель «серпасто-молоткастого», потому только и смог высадиться в Гаване, что был транзитным пассажиром несоветского парохода. Впечатления от острова у него, как мы уже видели, были самые яркие. И самые разные:
«На площади меня поймал оборванец. Я не сразу мог понять, что он просит о помощи… Я молчал и только под конец сказал ломано, чтоб отвязаться: „Ай эм р-е-ша!“[35]
Это был самый необдуманный поступок. Оборванец ухватил обеими руками мою руку и заорал:
– Гип большевик! Ай эм большевик! Гип, гип!
Я скрылся под недоуменные и опасливые взгляды прохожих».
Реакцию прохожих Маяковский описал совершенно верно. У себя на острове кубинские коммунисты были тогда ещё в меньшинстве. А кубинские власти если и шли на контакты с СССР, то лишь эпизодически.
«В 1921 году [прозвучало] предложение Кубы продать России сахар. Совет труда и обороны РСФСР обсудил это предложение. В начале 1922 года сахар был закуплен.
Кубинский сахар советской стороной закупался и в последующие годы, но эти поставки носили небольшой и эпизодический характер… Об отношении [официальной Гаваны] к Советскому Союзу говорило немало фактов и, в частности, то, что кубинские