– Если двое возьмутся за щит вот так, – он прихватил ладонью кромку щита, – то третьего поднимут легко. Думаешь, они собираются напасть?
– Да, – ответил Анаксис.
Он возвысил голос, зная, что воинство персов едва ли понимает по-гречески. – Похоже, нас кто-то решил уничтожить. А потому щиты готовьтесь поднять над головой. Разбейтесь по трое: двое поднимают наверх третьего. До нападения не двигаться, но если нападут, то нужно будет дружно на них наброситься. Мне это место нравится. Так что будем его удерживать до прихода царевича.
– Или пробьемся к реке, – пробормотал Киннис.
Анаксис предсказуемо качнул головой: дескать, этому не бывать.
Он дал слово и не потерпит позора перед царевичем, который, вернувшись, обнаружит, что отряд покинул свой пост. Видя, как сгибаются луки первого ряда, Киннис в нарастающем гневе пригнул плечи. Над их головами персидский начальник набрал грудью воздух, готовясь выкрикнуть приказ. Киннис плашмя вытянул свой щит, другую сторону которого тут же ухватил один из воинов. На мгновение их глаза, полные ярости за чужое вероломство, встретились.
Пернатый офицер взвизгнул, и персидские луки согнулись дугами, после чего с шумом, напоминающим звон птичьих крыл, в спартанцев понеслись первые стрелы. В это же мгновение Анаксис ступил на щит вместе с дюжиной других воинов по протяженности всего двора. Дружный толчок снизу взбросил спартанцев прямо в строй изумленных лучников. Анаксис с копьем и безжалостным кописом врезался в гущу персов, смеясь их оторопелости.
2
На широком проходе между лимонными деревьями Кир неожиданно остановился. Тиссаферн, пройдя еще несколько шагов, был вынужден к нему вернуться.
– Что случилось? – спросил он.
– Мне подумалось… Я так давно в разлуке с домом. И вот сейчас заслышал не то крики птиц, не то плач рабов. Это скорбит царство, старый лев. Сердце внутри меня исходит слезами, и я… Мне послышался его голос. Мой отец создал вокруг себя целый мир. Взять одно лишь это место! Это же чудо – стоять на такой высоте над равниной, чувствовать дуновение ветра, пребывать в тени этих деревьев и при этом вспоминать, что все это нагорье было высечено из единого склона горы. Царям доступно большее, чем простым смертным, если у них есть видение.
– Твой отец всегда был человеком воли, – напомнил Тиссаферн. – И пускай он не всегда бывал прав, но он принимал решения и двигался дальше. Большинству людей такие деяния утомительны, а вот твой отец с каждым истекшим годом становился все сильней, все уверенней.
– И с меньшим числом сомнений.
– Сомнения – они для детей и глубоких старцев. В такие времена перед нами открывается слишком много путей, и свести их множество в одно деяние бывает непросто. Но, будучи в расцвете сил, мы отсекаем те из них, что менее значимы, и тянемся либо за мечом, либо за плугом, либо за женщиной.
Кир поглядел на человека,