– Да ты что? – расширив глаза, переспрашивала Нина. – Неужели тебя не пустили?
Наташа отрицательно помотала головой, борясь с новым приступом рыданий.
– Из-за каких-то паршивых троек?
– Угу.
– А Люська что? Даже словечка за тебя не замолвила?
– Не-а.
– Так и сидела молча?
– Да она всегда молчит, она у нас такая, – Наташа попыталась заступиться за любимую сестру.
– Знаешь, что я тебе скажу, Натаха? Твои родители – суки бессердечные. А Люська твоя – сволочь, каких еще поискать. Если бы у меня жених в больницу попал, я бы днем и ночью возле него сидела, по фестивалям не шлялась бы. А ей, выходит, на Козакова посмотреть дороже, чем родной жених. И папаша твой хорош, из-за каких-то паршивых троек тебя такой радости лишил. И мамаша твоя тебе тоже, получается, не защитница. Бедная ты, бедная, никто тебя не любит. – Ниночка сочувственно вздохнула. – Да кончай ты плакать, слезами горю не поможешь.
– Я не могу, – выдавила Наташа, – оно само… плачется… я стараюсь, а оно плачется…
Нина решительно развернула ее и потащила к себе в комнату.
– Давай выпьем по пять граммов, сразу полегчает.
Горе Наташино было столь велико, что она даже не сообразила, о чем говорит соседка. Девочка молча сидела на стуле и тупо смотрела, как Ниночка достает из буфета бутылку с некрасивой этикеткой и разливает в две рюмки прозрачную, как вода, жидкость. «Наверное, это водка», – подумала Наташа с полным и даже удивившим ее безразличием. Нина подняла свою рюмку.
– Давай. За любовь проклятую! – провозгласила она.
Наташа залпом выпила содержимое маленькой рюмочки, закашлялась, все так же молча встала и ушла к себе. Выложила на письменный стол тетрадки и учебники, достала ручку и приготовилась заниматься. Очнулась она только часам к пяти, с удивлением обнаружив, что спит, положив голову на руки поверх тетради с упражнениями по русскому языку. Жутко болела голова, отчего-то тошнило, и очень хотелось пить. С трудом поднявшись, Наташа побрела на кухню, чтобы налить себе воды из-под крана.
На кухне Марик жарил яичницу с колбасой. Из стоявшего на столе желтого приемника «Спидола» раздавалась задорная летка-енка, и юноша притопывал ногой в ритме танцевальной мелодии.
– Что с тобой? – испуганно спросил он, взглянув на Наташу.
– Ничего, – вяло ответила девочка.
– Да ты бледная как полотно! Ты заболела?
– Да… кажется.
– Что у тебя болит? Горло? Температура есть?
Марик наклонился, чтобы губами пощупать ее лоб, и внезапно резко отшатнулся.
– Чем от тебя пахнет?
– Не знаю. – Наташа попыталась пожать плечами, но не удержала равновесия и едва не упала. Марик подхватил ее и усадил на табурет.
– Ты что, пила?
Девочка молчала. Марик начал трясти ее за плечи, громко повторяя вопрос:
– Что ты пила? Когда? Сколько ты выпила? Наташа, отвечай немедленно, что ты выпила