И как-то совершенно естественно оба пришли к выводу, что в противостоянии американской доктрине по разрушению самосознания советских людей трудно переоценить роль искусства кино. А это означает, что к созданию кинофильмов ни в коем случае нельзя допускать людей идеологически невыдержанных, морально неустойчивых, нравственно уродливых, обладающих дурным вкусом.
А дальше все было совсем просто. Наташа Казанцева не хочет больше участвовать в разнузданной жизни комсомольского актива. Она хочет добросовестно учиться, стать хорошим кинодраматургом, вступить в ряды КПСС. И разумеется, можно избавить ее от выполнения тягостных обязанностей по участию в коллективных пьянках. Она получит рекомендации в партию, и на парткомиссии ее не станут мучить вопросами, а на открытом партсобрании никто не будет возражать против ее приема кандидатом в члены КПСС. Наташа же, в свою очередь, внесет посильную лепту в то, чтобы очистить ряды студентов сценарного отделения ВГИКа от тех, кто может нанести непоправимый вред идейному воспитанию народных масс.
Разумеется, она согласилась. Она не видела ничего предосудительного в том, что предлагал ей Виктор Федорович Мащенко. Наташа Казанцева искренне верила в коммунистические идеалы. Она родилась спустя всего десять лет после окончания войны, и на протяжении всего детства видела людей, прошедших это адское пекло, разговаривала с ними, слушала их рассказы, трогала нежными детскими пальчиками шрамы, оставленные пулями и осколками гранат. Это и ее отец, и мама, и их друзья, и друзья Бэллы Львовны, и сама Бэллочка, воевавшая вместе с мужем и похоронившая его вскоре после войны. И разговоры о силе духа и потрясающей стойкости советских солдат и всего советского народа были для нее не пустым словом. А то, что кино – важнейшее из искусств, так это еще Ленин сказал, всем известно, в каждом кинотеатре ленинские слова на видном месте помещены. И разрушить нравственную целостность и идейную насыщенность советской морали легче и проще всего именно через кинематограф, это же очевидно. Если Наташа Казанцева может сделать хоть что-то полезное, чтобы предупредить проникновение чуждых элементов в киноискусство, то она просто не имеет морального права этого не сделать. И райкомовские инструкторы больше не будут смотреть на нее сальными глазами и предлагать выйти в другую комнату, и ей не придется больше пить ненавистную водку, мешая ее то с шампанским, то с вином, и не придется просиживать часами в душных банях, созерцая далеко не совершенные мужские и женские потные тела, слегка прикрытые полотенцами.
Она не стала доносчицей. Просто один раз в месяц встречалась с Виктором Федоровичем в ГУМе, они не спеша бродили вдоль прилавков и вполголоса беседовали о самых разных вещах, как и в тот,