Мила послушалась. По её взгляду я понял, что обидел её.
– Прости, мне только что показалось, что я чем-то сильно тебя расстроил, – сказал я.
На её лице отразился едва уловимый испуг, но она быстро с ним совладала и секунд десять внимательно всматривалась мне в глаза.
– Непривычно говорить с человеком, который понимает, что я почувствовала, раньше меня самой, – заметила она.
– Значит, мне не показалось? – уточнил я.
– Не показалось.
В ней шла внутренняя борьба, которая потянула к себе моё сознание. Похоже на гиперпрыжок, только с сохранением восприятия обычного мира. Я увидел круг, в котором стояла Мила. Со всех сторон к ней стягивались тысячи кровожадных монстров с дубинами наперевес.
– Слушай, можно я буду говорить начистоту? – она сменила тон с неуверенного на властный, и в параллельном мире в её руках сверкнули изогнутые клинки.
Монстры замешкались, остановившись в трёх метрах от неё. Я смотрел на события с большой высоты и поражался, как много у Милы врагов. Они толпились, словно зрители на рок-фестивале, и выжидали лучшего момента для нападения.
– Да, конечно, – ответил я серьёзно.
Снова молчаливые взгляды друг на друга, теперь секунд двадцать. Затем она поджала губы, решаясь на что-то очень непростое, и произнесла:
– Я тебя хочу.
В тот же миг тысячи врагов бросились на Милу, и отчаянными выпадами она принялась рубить монстров одного за другим.
Пару секунд я думал, что будет продолжение фразы: «хочу спросить» или «хочу попросить», – но слов больше не последовало. И тут я понял, что за битва разгорается на моих глазах: кровожадные убийцы – это стереотипы поведения, против которых Мила выступила в одиночку.
Я представил, насколько трудно ей было в таком признаться. Стало ясно, что наша тренировка перед гиперпрыжком раздула в Миле огонь, который сжёг мосты общепринятого приличия. Но какое мне дело до общепринятых норм? По мне, настоящее приличие – это открыто говорить то, что чувствуешь.
Теперь два и два легко сложились в моей голове: я нравился Миле, и её интерес к гиперпрыжкам сильно подогревался сексуальным желанием.
– Давай встретимся? – продолжила она. – Хочешь, приезжай ко мне или я приеду к тебе.
Я чётко понимал: одно моё неловкое движение или дёрнувшийся уголок губ – и полчища уродцев сметут Милу, растоптав её искренность. Но ответить я всё ещё не мог.
– Я понимаю, что это всё жутко неправильно, – сказала она, и кольцо врагов вокруг неё сомкнулось. – Но я сейчас смотрела на себя изнутри и увидела, насколько убого хождение вокруг до около. Где-то неделю назад я вдруг поняла, как сильно меня к тебе влечёт. Ты всегда был симпатичным, но ничего такого раньше я не испытывала.
Груды поверженных врагов мешали ей сражаться. Монстры остервенело напирали, и она перестала справляться:
– Не знаю,