«Эй, это мой хвост! – простонал я, выбираясь из-под куча-мала, которую устроили щенки. Их инстинкты опять заставили их проявить лучшие собачьи качества. – Успокойтесь, пожалуйста».
«Но кто-то должен был поймать этот хвост, – сказал мне старший братец, вытягивая меня наверх. – Это по правилам».
«Каким правилам?» – я забился в угол, зажав хвост между задних ног.
«Собачьи правила, – произнес он. – Ты разве не знаешь? Еда на полу – это законная добыча. Диван – для сна, когда Пенни не смотрит. Почтальон будет грустить, если не залаять на него утром… а хвосты, если за ними не гоняться, отвалятся».
«Да нет же, – озадаченно взглянул я на брата. – На самом деле?»
Он показал мне свой хвост.
«Что, хочешь рискнуть?»
Я поразмышлял минуту, но потом махнул лапой.
«В этом доме одно правило – нам нельзя подниматься наверх».
Теперь была его очередь удивиться.
«Что ты имеешь виду? Наверх – это на улицу?»
«Нет, туда, куда ведут ступеньки», – ответил я, показав на коридор. Он с опаской посмотрел на меня, как будто я внезапно превратился в одного из этих лысых псов с рыбьими глазами.
«Ты уверен, что наверх – это не наружу? Потому что наружу запрещено, – сказал он. – Когда нас разберут по нашим новым домам и свозят к ветеринару для последних прививок, только тогда мы увидим большой мир. До этого мы можем только принести оттуда блох, вирусов и глистов. Щенку, ступившему за порог, грозит смерть!»
«Наверх – это не наружу, – разуверил я его. – Это лишь другая часть дома, которую нам не разрешают обнюхать».
Брат повернулся мордой к двери.
«Наверху – звучит здорово, – произнес он, обращаясь к братьям и сестрам. – Эй, ребята! Эти ступеньки за дверцами – кто знает, куда они ведут? Мы должны проверить».
«Нам туда нельзя, – прошипел я, призывая его вести себя потише, чтобы Пенни не услышала всю эту возню. – Это запрещено».
Мой старший братец бросил взгляд на щенков.
«Ах, так! – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Значит, ты боишься?»
«Нет, – быстро отозвался я, зная, что все смотрят на меня одного. – Ничего я не боюсь».
Он кивнул, как будто он услышал достаточно.
«Рад это слышать, – сказал он. – Пес, который хочет танцевать – это одно. Пусть это останется нашей тайной. Но пес, который трусит – это слабак, и тот, кто пожелает взять его к себе, пожалеет об этом».
«Я знаю», – занервничал я.
Мой брат был добряк, и он вовсе не хотел нарочно задеть меня. Но я чувствовал себя неуютно из-за взглядов других щенков. Чтобы разрядить обстановку, я огляделся и принял удивленный вид.
«Не смотри сразу, – сказал я очень тихо. – Но я только что видел, как твой хвост пошевелился».
«Точно? – братишка поднял брови. – Ты не шутишь?»
Я снова заглянул ему