Образ мужчины, о котором мечтала Глория, был далек от того, кем являлся Толик. Будучи замужем, она боялась признаться себе, что они с Толиком, в сущности, чужие друг другу люди. А теперь она боялась признаться себе, что неравнодушна к карлику Агафону.
Множество «если бы» порождала эта тайная мысль. Если бы Агафон не умер; если бы не его уродство; если бы между ними не стояла завеса непонимания… возможно, она могла бы быть счастлива с самым странным человеком из всех, кого ей довелось встретить.
Но как же тогда объяснить те порывы нежности и желания, которые она испытывала к Лаврову? Внешне он был довольно хорош, но в остальном проигрывал маленькому чудовищу по имени Агафон. Глория чувствовала разницу и ничего не могла с собой поделать. Ее одолевала извечная тоска по идеалу, который недостижим.
«Жизнь проходит, а с того света не возвращаются, – твердила она себе. – Почему бы мне не ответить Лаврову взаимностью? Разве он не доказал свое постоянство и преданность?»
И все же она не решалась сказать ни «да», ни «нет»…
Глава 4
Москва
Как и следовало ожидать, в мастерской загадочного Артынова ничего уличающего хозяина в сношениях с нечистой силой, обнаружить не удалось. Те же стеллажи, драпировки, подрамники, те же недописанные холсты, эскизы, мольберты, палитры, краски, кисти… правда, новее, чем у Рафика, приличнее. В углу приткнулся старый клеенчатый диван с деревянной спинкой. Тот же запах пыли и дерева, приправленный женскими духами. Чувствовалось, что позируют хозяину мастерской в основном женщины. Это же было видно и по эскизам, которые покрывали стены.
Лавров постоял, оглядываясь по сторонам, потом подозвал замершего у двери Грачева.
– Заметил что-нибудь подозрительное?
– Нет, – помотал тот рыжими кудряшками.
– Никакой бесовской атрибутики, никаких знаков дьявола. Что скажешь?
– Так… а какие они, знаки? – растерялся Рафик. – Я в этом не силен.
Лавров выразительно потянул носом, с усмешкой глядя на бывшего одноклассника.
– Серой не пахнет. Исключительно пылью…
– …и духами! – подхватил тот.
– Что будем делать? Устроим обыск?
– Не знаю, – заколебался художник. Рыться в чужих вещах было неловко. Колебания, смешанные со стыдом, отразились на его смущенном личике.
– А чего мы сюда залезли? – вспылил Лавров. – Я на полдороге останавливаться не привык.
Под напряженным взглядом Рафика он начал перебирать коробки на стеллажах, заглядывать в выдвижные ящики обшарпанного бюро, доставленного сюда из какой-то еще довоенной конторы.
– Что мы ищем, Рома? – жалобно спросил художник, вытягивая