Неистовый дрался с диким смехом, Эдга мрачно ухмылялась. Город под их ногами пылал, рушились дома, молнии хлестали по башням и куполам храмов… Живые и мертвые воины валились десятками, огонь пожаров вздымался, освещая снизу божественное побоище.
Конь под Дотлибом встал на дыбы, барон отчаянно взмахнул мечом, и его окутала тьма, рожденная этим движением. От поступи сражающихся темных здания вокруг тряслись и разваливались. Бревна, пласты штукатурки, черепица и обломки мебели потоком хлынули в облако тьмы, скрывшее некроманта. Оттуда выскочил вороной жеребец с пустым седлом… а потом Эдга, отступая под ударами Неистового, припечатала развалины гигантской ногой.
– Сдохните все! – визжала Лайва, а кровь лилась с ее ладони в чашу, посередине которой тускло мерцал Небесный Камень. – Умрите! Исчезните!
Гийом проковылял к девушке, чтобы перетянуть ее разрезанную руку. Обряды свершились, город Эслин, убивший мать Лайвы, умирал, некромант Дотлиб сгинул… а они были живы и они были вместе.
Адвард широким взмахом черного меча отбил клинки Эдги, ухватил богиню и притянул к себе. Она опустила оружие, и Неистовый с Мрачной слились в поцелуе среди поднимающихся над городом клубов дыма. Тучи над горящим Эслином наконец разразились струями дождя, холодные потоки обрушились с небес, смывая все, что случилось этой ночью. А на востоке небо уже наливалось багрянцем новой зари.
Карина Пьянкова
Венец безбрачия
– Вась, а Вась, ты будешь клиентку принимать или нет? – лениво спросил Костик из-за соседнего стола, даже не открывая глаз. Однако когда я швырнула в него точилкой, увернулся на диво хорошо для разморенного жарой и бездельем человека. Терпеть не могу, когда он зовет меня Васей, я ему что, кот дворовый?!
Денег на кондиционер выделить мы пока так и не смогли: с клиентами было негусто, а лето выдалось до неприличия жарким, хоть на стенку лезь. Раскрытые окна не помогали ни капли, даже сквозняк приносил лишь тепло. Если я хоть как-то умудрялась держать себя в тонусе, то напарник в таком раскаленном аду обычно тихо дремал, развалившись в кресле и водрузив ноги прямо на стол. Хорошо хоть, что Костя был мужчиной чистоплотным и не забывал снимать обувь перед таким непотребным поступком. Да и носки у него были всегда чистые…
– А может, ну ее,