– Нет.
– Почему ты так уверен?
– Я ни в чем не уверен.
– А что такое любовь?
– Марк, помилуй, мне только философских разговоров сейчас не хватало…
– Но он ее любил, Дуглас! Гарри безумно влюбился в эту девочку. Он мне сегодня в тюрьме рассказывал: он сидел на пляже, перед домом, увидел ее и влюбился. Почему в нее, а не в кого-то другого?
– Марк, я не знаю. Но мне интересно знать, что тебя так связывает с Квебертом.
– Великолепный, – ответил я.
– Кто?
– Великолепный. Молодой человек, которому не удавалось двигаться по жизни. Пока он не встретил Гарри. Это Гарри научил меня, как стать писателем. Это он научил меня, как важно уметь падать.
– Что ты несешь, Марк? Ты что, пьян? Ты писатель, потому что у тебя талант.
– Нет, именно что нет. Писателем не рождаются, писателем становятся.
– И это случилось в Берроузе в 1998-м?
– Да. Он передал мне все, что знал сам… Я всем ему обязан.
– Расскажи, если хочешь?
– Ладно.
В тот вечер я рассказал Дугласу историю, связывавшую меня с Гарри. Повесив трубку, я спустился на пляж; хотелось свежего воздуха. В сумерках угадывались тяжелые тучи, плотно закрывшие небо: было душно, надвигалась гроза. Внезапно поднялся ветер, и верхушки деревьев заплясали в бешеном танце; сама природа словно возвещала конец великого Гарри Квеберта.
Домой я вернулся совсем поздно. А подойдя к входной двери, обнаружил записку, оставленную кем-то в мое отсутствие. Простой конверт, без адреса; внутри лежал листок с одной фразой, напечатанной на компьютере:
Возвращайся домой, Гольдман.
28. Как важно уметь падать
(Университет Берроуза, Массачусетс, 1998–2002)
– Гарри, если бы из всех ваших уроков надо было оставить только один, который это будет?
– А вы как думаете?
– Для меня это будет как важно уметь падать.
– Согласен. Жизнь – это долгое падение, Маркус. Главное – уметь падать.
1998 год был не только годом великих ледяных ливней, которые парализовали север Соединенных Штатов и часть Канады и оставили миллионы несчастных на много дней без света, но и годом моей встречи с Гарри. В ту осень, окончив Фелтон, я прибыл в кампус Берроуза, пеструю смесь сборных домиков и викторианских построек в окружении обширных, великолепно ухоженных газонов. Меня поселили в симпатичной комнате в восточном крыле дортуаров; соседом моим оказался милый очкарик из Айдахо по имени Джаред, тщедушный и чернокожий, который вырос под родительским крылышком и теперь, явно перепуганный внезапно обретенной свободой, все время спрашивал, имеет ли он право. “Я имею право выйти купить себе колы? Я имею право вернуться в кампус после десяти часов вечера? Я имею право хранить в комнате продукты? Я имею право не ходить на лекцию, если заболел?” Я отвечал, что с тех пор, как приняли 13-ю поправку и отменили рабство, он имеет право делать все, что хочет, и он сиял от счастья.
У Джареда были две мании: повторять пройденное и звонить