– Все имущество твоего отца – три десятка вшей да три тысячи этих пропахших плесенью томов, – усмехалась мать.
Она не преувеличивала. Как ученый суфий, Рами Араби невысоко ценил мирские блага и всем земным удовольствиям предпочитал умную литературу.
В отличие от его первой жены, Сахар, мать Нуры, не умела читать. Она была на семнадцать лет моложе мужа и вышла за него тоже в семнадцать. От первого брака Рами Араби имел троих сыновей, теперь уже ровесников Сахар. Все они давно обзавелись своими семьями и редко навещали отца, потому что Сахар не любила ни их, ни их покойницу-мать. Она презирала пасынков за то, что те не только так и остались нищими, как и их отец, но и, в отличие от него, так и не набрались мудрости. Отца Нуры это сильно печалило. Он любил дочь и говорил, что хотел бы иметь такого умного сына, как она.
– Будь ты мужчиной, – повторял Рами Араби, – из тебя получился бы замечательный проповедник.
Отец не отличался ни внушительным видом, ни голосом, что у арабов считается очень важным. Хотя сыновья продолжали разочаровывать его, о своей первой жене он отзывался только хорошо, и это особенно злило мать.
– Не имею ничего против того, чтобы курить фимиам покойникам, – говорила она. – Однако здесь уж очень попахивает тлением.
Несмотря на все это, мать Нуры оставалась верной и послушной женой. Она готовила и стирала мужу, гладила его одежду, сочувствовала и утешала в неудачах, хотя и не любила его ни секунды.
Дом принадлежал матери, но последнее слово всегда оставалось за отцом. Следуя обычаю, Сахар предпочла бы носить чадру, чего, однако, не делала, повинуясь желанию мужа.
– Бог наградил тебя красотой, чтобы доставлять людям радость, – повторял он и до, и после брака.
Однажды незнакомая женщина, восхитившись лицом Нуры, намекнула отцу, что такую прелесть выставлять напоказ рискованно, зачем лишний раз вводить людей в искушение? Но тот только рассмеялся в ответ:
– Если бы все было так, как вы говорите, мужчинам тоже полагалось бы носить чадру. Ведь их красота соблазняет женщин не меньше, или я ошибаюсь?
И тогда женщина вскочила, будто ужаленная, и спешно покинула дом, потому что поняла отцовский намек: все, кроме ее мужа, знали, что она крутит любовь с красавчиком-соседом. Матери Нуры поведение мужа показалось тогда непозволительно бесцеремонным, и она еще два дня не находила себе места. Она вообще постоянно пребывала в каком-то напряжении. После стирки всегда старалась вешать нижнее белье на средних веревках, чтобы загородить его от любопытных взглядов соседей. Она стыдилась его, будто белье было сделано не из хлопка, а из ее собственной кожи.
Соседка Бадия тоже не носила чадру. Ее муж хотел даже, чтобы она сама принимала гостей. Дом этого богатого торговца тканями часто навещали и европейцы, и китайцы. Но Бадия сторонилась их, потому что полагала, что общение с неверными может ее осквернить.
В противоположность Бадии, не особенно трепетавшей