– А ты собираешься ее продавать? – слегка удивленно переспросил Чертков академика.
– Да, собираюсь.
– Кому?
– Американцам, китайцам, арабам, тому, кто больше предложит. Сейчас рынок, и нам нужны деньги, чтобы вернуть вложенные инвестиции. Тут не до патриотизма.
– А нашим?
– А нашему государству ничего не нужно. Весь проект за свои деньги потянули.
Чертков усмехнулся.
– Так уж и за свои.
– Ну, не за свои. За народные.
– Украденные.
– Нет, одолженные. И, между прочим, ты сам помогал нам их одалживать.
Руденко оскалился, и хотел было что-то возразить, но его остановил Иванов. Он всегда мирил старых спорщиков.
– Стоп, стоп, стоп, ребята. Накладываю мораторий на темы о политике и о деньгах, – прервал своего приятеля Виктор Иванович. – Как мне все это надоело. Коммунизм, капитализм. Разборки, страховки, инвесторы. На работе житья от этого нет. РМН совсем обнаглели, уже с чемоданом нала ко мне в кабинет приходят. Только бы я подпись поставил под этим гребаным обращением в кабинет Министров.
Он махнул с досады рукой и, немного помолчав, продолжил:
– Не о том мы сейчас должны говорить! Не о том! Толь, помнишь, как в студенческие годы мы мечтали о покорении космоса, о том, что поведем в дальние миры суперсовременные ракеты, и ведь ты сделал это….
– Сделал, Витя, а что толку? – поддержал тему Руденко, уводя ее со скользкой дорожки. – Мы всегда думали, что космическое пространство откроет перед нами безграничные возможности. Что мы найдем во Вселенной братьев по разуму. Но там ведь никого нет. Мы одни во Вселенной! Мы – дети обезьян и наша земля для нас клетка.
Виктор Иванович встрепенулся.
– Ну, ты не прав, Толя. Может быть, конечно, мы и дети обезьян, но только с одной стороны. По папе или по маме, а с другой стороны к нашему появлению приложил руку кое-кто другой.
– Бог, что ли? – задал встречный вопрос Регулаев. – В смысле, «… и сотворил Бог землю за семь дней».
Виктор Иванович подбоченился и принял позу оратора.
– Может быть, и Бог. Вернее, тот, кого мы так называем.
– В смысле? – переспросил Ринат.
– Вот ты когда-нибудь задумывался, почему теория Дарвина, несмотря на свое вековое существование, так и осталась теорией?
– Почему теорией? Разве мало при помощи селекции выводилось новых видов собак там, или кошек?
– А вот обезьяну, – радостно воскликнул Иванов, – которая стала бы говорить, так и не удалось вывести.
– К чему вы клоните?
– Лично я склоняюсь к идее, что в свое время произошло удачное кровосмешение с инопланетной и более развитой расой. И именно эта раса до сих пор нами управляет. Кстати, могу легко это доказать.
Он