Илюша. Вот и вышла дура.
Соня. А ты сказал, не будешь ругать.
Илюша. Да я не за глаза.[3]
О ДОБРОТЕ
Дети: Маша и Миша, перед домом строят для кукол шалаш.
Миша (с сердцем на Машу). Да не то. Ту палку тащи. Непонятная!
Старуха (выходит на крыльцо, крестится и приговаривает). Спаси ее Христос! Вот душа ангельская. Всех жалеет.
(Дети перестают играть, смотрят на старуху.)
Миша. Ты о ком?
Старуха. Об матушке об вашей. Помнит бога. Нас, бедных, жалеет. Вот и юбку дала, и чайку, и деньжонок. Спаси ее господи, царица небесная. Не так, как тот нехристь. «Много вас, говорит, шляется». И собаки такие же злые. Насилу ушла.
Маша. Это кто же?
Старуха. Да напротив винополки. Ох, недобрый барин. Ну да бог с ним. Спасибо ей, голубушке, наградила, утешила горемычную. И как бы жить нам, кабы таких людей не было. (Плачет.)
Маша (к Мише). Какая она добрая.
Старуха. Вырастете, детки, также не оставляйте бедноту. И вас бог не оставит. (Старуха уходит.)
Миша. Какая она жалкая.
Маша. А я рада, что мама ей дала.
Миша. А я не знаю, отчего не давать, когда есть. Нам не нужно, а ей нужно.
Маша. Ты помнишь, как Иоанн Креститель говорил: у кого две одежды, отдай одну.
Миша. Да, когда вырасту, я всё буду отдавать.
Маша. Всё нельзя.
Миша. Отчего нельзя?
Маша. А сам как же?
Миша. А мне всё равно. Надо быть всегда добрым. И всем хорошо будет.
И Миша бросил играть и пошел в детскую, оторвал от тетради листок и написал что-то в него и положил в карман.
В листке было написано:
«НАДА БУТЬ ДОБРУМ».
О ВОЗНАГРАЖДЕНИИ
Отец и Катя – 9 лет и Федя – 8 лет.
Катя. Папа, [у] нас салазки сломались. Ты не можешь починить?
Отец. Не могу, голубчик. Не умею. Надо Прохору отдать, он вам починит.
Катя. Да мы были на дворне. Он говорит, ему некогда. Он ворота делает.
Отец. Ну, что же делать, подождите.
Федя. А ты, папа, совсем не умеешь?
Отец (улыбаясь). Совсем не умею, дружок.
Федя. Ты и ничего не умеешь?
Отец (смеется). Нет, кое-что умею. А того, что Прохор умеет, того не умею.
Федя. А самовары делать, как Василий, умеешь?
Отец. Тоже не умею.
Федя. А лошадей закладывать?
Отец. Тоже не умею.
Федя. А я думаю, отчего мы ничего не умеем делать, а они всё для нас делают. Разве это хорошо?
Отец. Каждому свое. Ты вот учись и узнаешь, что кому нужно уметь делать.
Федя. Разве нам не нужно и уметь кушанье готовить и лошадей закладывать?
Отец. Есть вещи нужнее этого.
Федя. Да, я знаю: чтобы быть добрым, чтобы не сердиться, не браниться. Да ведь можно и кушанье готовить, и лошадей закладывать, и быть добрым? Правда, ведь можно?
Отец. Разумеется, можно. Погоди, вырастешь, тогда поймешь.
Федя. А коли я не вырасту?
Отец. Какие ты глупости говоришь.
Катя. Так можно Прохору сказать?
Отец.